«Герои» каторжного Сахалина

До Русско-японской войны Сахалин был знаменит как «каторжный остров». Сейчас в облике Сахалина ничто не напоминает о каторге. Но образы криминальных знаменитостей, отбывавших здесь наказание, невольно вспоминаются, когда смотришь на хмурые волны Татарского пролива.

Сонька Золотая Ручка, осужденная под именем Софья Блювштейн, пожалуй, самая знаменитая обитательница каторжного Сахалина. Истории про похищенные ею миллионы передавались из уст в уста. Королева преступного мира, в своих мошеннических проделках она являлась то как провинциальная мещанка, то как столичная аристократка, то как бесшабашная соблазнительница. Раз, арестованная и заключенная в тюремный замок в Смоленске, в ожидании суда соблазнила надзирателя, полицейского офицера, тот устроил ей побег и сам бежал вместе с ней. Через несколько лет Золотая Ручка была схвачена за границей, выдана российским властям, осуждена, отправлена на Сахалин. Бежала, была поймана, сечена розгами, закована в кандалы, заключена в одиночную камеру Александровской каторжной тюрьмы.

Там, как тюремную знаменитость, повидал ее в 1890 году Чехов. «Из сидящих в одиночных камерах особенно обращает на себя внимание известная Софья Блювштейн — Золотая Ручка, осужденная за побег из Сибири в каторжные работы на три года. Это маленькая, худенькая, уже седеющая женщина с помятым, старушечьим лицом... Она ходит по своей камере из угла в угол, и кажется, что она все время нюхает воздух, как мышь в мышеловке, выражение лица у нее мышиное...»

Через девять лет после Чехова на каторжную достопримечательность пришел поглазеть еще один бытописатель Сахалина — Влас Дорошевич. «Маленькая старушка с нарумяненным, сморщенным как печеное яблоко лицом, в ажурных чулках, в стареньком капоте, с претензиями на кокетство. <...> Право, для меня загадка, как ее жертвы могли принимать Золотую Ручку то за знаменитую артистку, то за вдовушку-аристократку. Вероятно, разгадка этого кроется в ее хорошеньких глазках».

После отбытия каторги и выхода на поселение Софья Блювштейн числилась владелицей квасной лавки.

«Шут ее знает, как она это делает, — рассказывал Дорошевичу смотритель поселений. — Ведь весь Сахалин знает, что она торгует водкой. А сделаешь обыск — ничего, кроме бутылок с квасом».

Похоже, Дорошевич прав: «разгадка этого кроется в ее хорошеньких глазках».

Инженер-убийца Ландсберг. Влас Дорошевич, посетивший каторжный остров в 1898 году, пишет, что все проезжие дороги и прочные мосты в сих гиблых местах построены под руководством бывшего гвардейского офицера, инженера и каторжника Ландсберга.

В 1879 году в одной из квартир Петербурга были обнаружены трупы ростовщика Власова и его кухарки. Он и она зверски зарезаны, а из квартиры пропали деньги и ценные бумаги. В совершении преступления был изобличен Карл Ландсберг — гвардейский офицер, молодой и красивый, прекрасный танцор, принятый в высшем петербургском обществе.

Ландсберг был много должен Власову. Наступал срок платежа. В означенный день офицер явился на квартиру своего кредитора и хладнокровно зарезал его, а заодно и случайно оказавшуюся в квартире и ни в чем не повинную кухарку. Лишь в тюрьме убийца узнал, что Власов, желая сделать симпатичному офицеру сюрприз к готовящейся свадьбе, уничтожил его долговые расписки и все свое состояние завещал ему...

Ландсберг, подобно Раскольникову, подводил под свое преступление идейную базу. В записке, написанной уже в тюрьме, он развил ту мысль, что убийство, и притом массовое, есть главное средство достижения успеха, славы и всяческого блага в мире. В доказательство он приводил примеры Бисмарка, Круппа, Наполеона III. В горделивой и кровожадной теории Ландсберга слышатся ноты ницшеанского презрения к человечеству, культ героя-сверхчеловека, идея создания образцового будущего через насилие.

Ландсберг был осужден на долгий срок каторги, отправлен на Сахалин... И тут оказался востребован как военный инженер. Будучи еще закованным в кандалы, он фактически руководил строительными работами. За примерное поведение был переведен на поселение, женился, успешно занялся коммерцией и вскоре подчинил себе чуть ли не всю сахалинскую торговлю. А. П. Чехов встречался с ним на Сахалине, обедал за его столом и оставил описание его самого и его дома в книге «Остров Сахалин».