Монастыри-братья: Кирилло-Белозерский и Ферапонтов

В конце XIV и в XV веке десятки монастырей, сотни скитов выросли на огромных, почти незаселенных пространствах от северных притоков Волги до Студеного моря — Ледовитого океана. В поисках уединенных мест, неудобных для обитания, но годных для монашеского подвига, многие искатели духовного подвига, последователи великого учителя русского Сергия Радонежского, двинулись на север. В звериных лесах, по топким берегам озер, на излучинах холодных рек застучали топоры.

В 1397 году в глухом, суровом лесу у берега небольшого Сиверского озера, в нескольких днях пешего пути от города Белозерска, поселились ученики Сергия Кирилл и Ферапонт. Обоим было уже за 60. Ферапонту и это место вскоре показалось слишком людным. Он переселился на одно из соседних озер. К обоим отшельникам стали стекаться ученики и последователи. Так образовались две обители — Кириллов монастырь во имя Успения Богородицы и Ферапонтов, во имя Рождества Богородицы. Кирилл возглавлял основанную им киновию (монашескую общину с общежительным уставом) до самой смерти. «Се покой мой в векы века. Зде вселюся, яко Пречистая изволи его» — такие слова вложил в уста Кирилла составитель его жития Пахомий Серб. Ферапонт, по настоятельным просьбам князя Андрея Можайского, сына Дмитрия Донского, в 1408 году перебрался в Можайск, основал там Лужецкий Богородице-Рождественский монастырь. Оба преподобных умерли в глубокой старости: Ферапонт — в 1426 году, Кирилл — в 1427 году.

Кирилло-Белозерский монастырь в XVI-XVII столетиях стал одним из величайших монастырей России. Его кельи помнят самодержавных государей и опальных бояр, его стены и башни видали грозных врагов и царственных паломников. Выходцами из Кириллова гнезда были преподобные Савватий Соловецкий и Нил Сорский, книжник и составитель житий Пахомий Серб, известный церковно-государственный деятель Вассиан Патрикеев.

Архитектурный ансамбль Кириллова монастыря складывался в течение нескольких столетий, разрастался, усложнялся. В окончательном виде он состоит из двух монастырей — Успенского и Ивановского — и крепости, Нового города. Большая часть ныне существующих монастырских построек датируются XVI-XVII веками. Мощные оборонительные сооружения Нового города возведены в 1650-1670-х годах.

Подъезжаем к монастырю по главной дороге, со стороны Вологды, со стороны поселка Кириллова. Храмы и палаты почти не видны за высокой, устрашающей крепостной стеной, за тяжелой, приземистой Казанской проездной башней. Перед нами грозная крепость, твердыня государства. Входим внутрь, осматриваемся... Собор, церкви, колокольни, трапезные, братские корпуса — все это не охватить глазом, все нагромождено в каком-то суровом хаосе. Сильно, могутно, но не вмещается в душе. Кажется, невозможно эти кубы и цилиндры, многоярусные колокольни и луковичные главки расставить в каком-то порядке, узреть их вместе, целиком.

Выходим на берег Сиверского озера... И все волшебным образом меняется. Все становится на свои места, гармонизируется. Перед нами — чудный град, стройный Китеж, сверкающий белизной стен, устремляющий в небо главки многочисленных церквей и шатры башен. Становится понятно, как поколения зодчих создавали этот ансамбль. Они видели его с воды, с середины озерной глади и, с удивительной точностью продолжая и развивая творение своих предшественников, вписывали новую, чистую ноту в симфонию монастырских строений.

Неподалеку от Кириллова монастыря, всего в 17 километрах, тоже обращенный фасадом к озеру, стоит младший его брат — Ферапонтов монастырь. Как и положено младшему брату, он скромен и не пытается соперничать с большим. Но он так идеально вписан в окружающий чуть всхолмленный ландшафт, так задушевен, так тонкографичен, что, пожалуй, оставляет в сердце след более глубокий, чем многие великие обители земли Русской.

Ферапонтово — прекрасное, задушевное место. Кругом — страна Белозерье. Там тихо; там над озером на холме, как два ангела, соприкасающиеся крыльями, возвышаются два шатра надвратной церкви. Под ними — вход в монастырь. В монастырских пределах — церковь Рождества Богородицы с фресками великого Дионисия. Рядом с ней колокольня, маленькая Благовещенская церковь. Музей.

Вокруг — поселок, состоящий из разбросанных между озерами деревянных домиков. Бродят козы, на лугах коровы пасутся. Провода свисают с темных, старых телеграфных столбов. Изредка заедет туда автобус с туристами или зарулит любознательный горожанин из Питера или Вологды на подержанной иномарке. И уедут. И снова тишина. Идиллия.

Эту тишину услышал поэт Николай Рубцов:

В потемневших лучах горизонта Я смотрел на окрестности те,

Где узрела душа Ферапонта Что-то Божье в земной красоте.

В самом деле, простая земная красота наполнена духовным содержанием, как будто звоном колоколов, неслышимых для обыкновенного уха. Монастырь возносится над водой так, как, наверное, вознесся бы Китеж в день своего избавления.

Ферапонтов монастырь мал, но жизнь прожил великую. Среди его насельников были удивительные люди. Например, преподобный Кассиан Грек, в миру Константин. Византийский аристократ, последний правитель христианского княжества Феодоро (Мангуп) в Крыму. От мусульман он бежал в Рим, а на Русь приехал в свите царевны Софьи Палеолог, невесты Ивана III. Отказавшись от власти и вотчин, принял монашество. Несколько лет жил в Ферапонтовом монастыре, а завершил монашеский путь основанием монастыря в Угличе. Другой знаменитый обитатель сих мест — патриарх Никон. Осужденный Собором 1666 года, он был сослан в Ферапонтов монастырь и здесь провел 10 лет в изгнании и опале.

Но все же властитель душ и дум в Ферапонтове — не князь-монах и не патриарх-изгнанник, а иконописец Дионисий. В 1502 году он сотворил здесь чудо — роспись храма Рождества Богородицы. Этот фресковый ансамбль уникален, прежде всего тем, что сохранился почти полностью. Беспредельным, поистине вечным покоем наполнены эти изображения. Архангелы и пророки, праведники и грешники смотрят со стен храма не грозно, а тихо, не прямо в душу, а как-то чуть в сторону, мимо нас, в вечность. Удивительно, до чего мелодия этих фресок соответствует духу окружающих мест: извивам лесистых холмов, тишине и свету озер. Наполненное образами внутреннее пространство храма как бы вбирает в себя мир внешний, то, что находится вокруг, за стенами монастыря. И весь этот мир вокруг становится духовным.