Почему бы не стать собакой

Если когда-нибудь мне надоест ежедневно стучать молотком по терпению публики и мне было бы дано право стать совсем другим, и если бы ничто человеческое, даже само человеческое естество, меня не связывало, то я осуществил бы это право и стал таким вот толстым, пышущим здоровьем псом, который шныряет по торговым кварталам, а поспать располагается привычно, с удобствами, в кафе. Никто из тех, у кого в порядке все пять чувств, не может лишить себя столь соблазнительного, такого изысканного зрелища — понаблюдать за этим спокойным, осмотрительным существом, которое создало себе далекую от мирской суеты, совершенную жизнь, какой, конечно, не заслужили бессчетные поруганные псы, прошедшие через этот мир. Пожалуй, ни одно зоологическое сообщество не похоже так на людское, как сообщество собак одомашненных. Наверное, это и есть причина вошедшей в пословицы дружбы людей и собак, их обоюдного, повседневного сотрудничества. И возможно даже, что именно собака одомашнила человека, а не наоборот, как мы привыкли считать. Вот мы и видим бродячих псов, как и бродяг людей, которые укладываются спать, где вздумается, не заботясь, упадет ли завтра манной небесной кость наша насущная. Бывают собаки работящие, ревностно исполняющие свой долг, с упорством сознательных рабочих, и ежевечернее приходящие в профсоюз, где, если дела плохи, решают провести уличную демонстрацию с красноречивым лаем, угрозами укусить хозяина. Бывают собаки — поэты, идеалисты и романтики, длинноволосые собаки, которые проводят ночь без сна, лирически лая на луну. Собаки-анархисты, которые бунтуют даже против благодатной воды и выходят на улицы, протестуя против существующих установлений, против вселенского порядка вещей, ужасным воем заявляя о своем несогласии с миром и оставляя страшные укусы на каждой ноге. Есть и собаки-политики, в той же пропорции, что у людей, с велико-лепными ораторскими способностями, которые они почти всегда ставят на службу какой-нибудь демагогической цели, с намерением истошным лаем убедить себе подобных в том. что они имеют право с удобствами жить-поживать в течение трехсот шестидесяти дней, потому что целых пять они лаяли на весь город. Собаки-адвокаты, которые проводят жизнь в ожидании свары, чтобы встать между враждующими собаками и, в конце концов, отхватить себе лучший кусок. Собаки-пролетарии, плодовитость которых поражает. Собаки-аристократы с золотыми ошейниками, прямые потомки Аргуса, Гомерова пса, который в последний раз вильнул хвостом, когда Одиссей вернулся к Пенелопе, или того, который укусил патриарха Ноя, когда тот силой пытался затащить его на ковчег. Собаки-обманщики, собаки-лицемеры, собаки-полицейские. Изысканные, утонченные собаки, которые поднимают ногу только на ароматные деревья, и современные, цивилизованные собаки, которые поднимают ее лишь на металлические фонарные столбы. Наконец, есть не только плотоядные собаки, но и собаки-вегетарианцы, что питаются исключительно маисом. Но из всех одна собака-философ беззаботно спит весь день на пороге кафе. Как некто проспал свою стихотворную посредственность «на пороге запыленной двери». Возможно, этот идеальный пес не обладает даже непременным отличием человека: у него нет — в отличие от других людей — повседневных забот, потому как знает, что, когда он выспится, торговые кварталы обязаны его накормить. Он никого не кусает, ни на кого не лает, потому что мир слишком несовершенен, чтобы заинтересовать собаку своими преходящими ценностями. Это пес-ученый, себе на уме, пренебрежительный, безразличный, который однажды заставил отрубить себе хвост, а это пес бесхвостый, чтобы освободиться даже от собственных естественных чувств. Но это яростный индивидуалист, который не виляет хвостом ни перед кем.