Особняк Рябушинского на Малой Никитской улице в Москве

Если из многих тысяч построек русского модерна выбрать десять самых выдающихся, то в этот перечень обязательно попадет особняк Рябушинского на Малой Никитской. Если нужно будет оставить в списке только пять шедевров, то особняк Рябушинского окажется и в их числе. Если же потребуется назвать один-единственный памятник, представляющий всю русскую архитектуру эпохи модерна, то наверняка этим памятником станет особняк Рябушинского.

Заказчики архитектурных проектов в эпоху модерна — чаще всего не аристократы, генералы и богатые помещики, как в предшествующие полтора столетия, а преуспевающие капиталисты, торговцы, промышленники, банкиры. Елисеевы, Морозовы, Перцовы, Перловы... И Рябушинские.

Старообрядческий род Рябушинских преуспел в хлопчатобумажном производстве и к концу XIX века сделался одним из знаменитейших в России. У главы фирмы Павла Михайловича Рябушинского было 16 детей (все они родились, между прочим, после того, как отец справил полувековой юбилей). Старший из его сыновей, Павел Павлович, стал одним из самых заметных политических деятелей предреволюционной России, лидером партии прогрессистов. Его младший брат Степан, совладелец «Банкирского дома братьев Рябушинских», а впоследствии — основатель автомобильного завода АМО, заказал в 1900 году архитектору Шехтелю проект особняка в центре Москвы.

Федор (Франц) Осипович Шехтель — тоже отпрыск капиталистической семьи, только не из старообрядцев, а из саратовских немцев — как нельзя лучше понял желания своего заказчика. И создал уникальное произведение, в котором свобода творческого полета сочетается с удобной бытовой функциональностью.

Внешне особняк прост. Несколько разновеликих параллелепипедов соединены в общий объем, отодвинутый вглубь от линии улицы и соединенный с оградой массивным кубическим крыльцом, в котором с трех сторон прорезаны фигурные арки. Сверху на здание как будто надета крышка: уплощенная кровля с сильно выступающим во все стороны карнизом. Широкие окна, прямоугольные и фигурные, изумляют небывалой расстекловкой — то в виде кривых и дуг, то в виде клонящихся под ветром крон деревьев. Стены облицованы светлым глазурованным кирпичом, а поверху идет широкий мозаичный фриз с изображениями изысканных цветов — ирисов, очень любимых мастерами модерна. В создании фриза участвовал мозаичист Владимир Фролов — тот самый, который несколько лет спустя создаст мозаики храма Воскресения Христова на Крови в Петербурге, а в советское время украсит мозаичными панно станции московского метро.

Во внешнем облике здания преобладает геометрическая бесхитростность, предвосхищающая функциональную простоту грядущего конструктивизма — стиля 1920-х годов, эпохи начинающейся научно-технической революции. Зато внутри...

Внутри особняк совершенно нереален, как сон или мечта. Кажется, что здесь нет ни одной прямой линии, ни одного прямого угла. Более того, кажется, что нет здесь отдельно стен, потолков, лестниц, а есть единое, пульсирующее, перетекающее из объема в объем пространство. Парадная лестница свивается в спираль, ее перила мраморным потоком скатываются вниз, как окаменевшая пена, как ледяной огонь. Светильник — не то медуза, не то сталагмит. Колонна с капителью из змей. Дугообразные дверные проемы. Вырастающий из стены рельефный камин...

Дом — живое дыхание, в котором хочется жить.