Большой дворец и Большой каскад в Петергофе

Петровское барокко, так же как и раннее московское, было не настоящим — «переодетым». В отличие от московского, переодето оно было в форму — офицерскую или чиновничью, соответствующую уставу. Но Петр умер, и деловитая простота петровского стиля постепенно уступила место показной роскоши, изобретательности в украшениях. Тридцатилетие женского правления — годы царствования Анны Иоанновны и Елизаветы Петровны — стали временем бурного, хотя и краткого расцвета русского барокко. Явилась плеяда зодчих, прославивших этот стиль: Михаил Земцов, Андрей Квасов, Савва Чевакинский, Иван Коробов... Но первое место среди этих русских фамилий, бесспорно, принадлежит итальянцу Франческо Бартоломео Растрелли. Варфоломею Варфоломеевичу, как называли его по-русски.

Приехав в Россию вместе с отцом, архитектором и скульптором Бартоломео Карло Растрелли, Варфоломей Варфоломеевич обучился строительному искусству под отцовским крылом и уже при императрице Анне приобрел известность дворцовыми и усадебными постройками в Петербурге, Москве и Митаве. В 1745 году императрица Елизавета Петровна поручила ему перестроить Верхние палаты Петра I в Петергофе. Загородный дом, по-петровски строгий, размеров весьма скромных, предстояло превратить в парадную резиденцию, соответствующую вкусам императрицы. А она любила поразить мир роскошью своего обихода.

Место для Верхних палат было выбрано Петром не случайно. Вдоль берега Финского залива проходит высокая терраса, древний берег моря. С террасы открывается любезный петровскому сердцу вид на серые балтийские воды. Вдоль этой террасы Растрелли развернул главный фасад нового здания.

Дворец с его ризалитами, галереями, церковью и симметричным ей «корпусом под гербом» можно назвать панорамным. Увидеть его целиком можно только со значительного расстояния. При этом существуют три линии обзора.

Первая — со стороны моря. Именно так, из Петербурга по воде, чаще всего приезжали хозяева и гости дворца в XVIII веке. При Петре от мелководного залива к террасе был прорыт канал. Подплывая по нему к дворцовой пристани, можно было видеть постепенно приближающийся фасад, чем-то напоминающий огромную птицу с раскинутыми по земле крыльями. Еще до Растрелли ковш канала был оформлен фонтанами, образовавшими

Большой каскад. Так сложилась великолепная панорама Большого дворца и Большого каскада — гармония рельефа, архитектуры, пластики, золота и воды.

Вторая линия обзора сейчас почти утрачена, закрыта раскидистыми парковыми деревьями. Петербургский тракт в елизаветинские времена подходил ко дворцу с востока, с той стороны, где позднее был устроен парк Александрия. Именно с востока к линейно вытянутому дворцовому зданию Растрелли пристроил церковь. Она сама по себе шедевр, но также и важнейшая доминанта всего ансамбля. При подъезде со стороны Петербурга зрителю сначала открывалось ее изящное и величественное пятиглавие, и уж за ним, как стадо за пастырем, — сужающиеся в перспективе дворцовые корпуса.

Третья линия обзора — тихая и домашняя — со стороны Верхнего парка. Парком он стал позднее, а при Елизавете оставался просто домовым садом, в котором императрица могла отдыхать от официоза и церемоний. Дворец отсюда вообще не кажется роскошным, царским. Представительный и в то же время уютный дом. Очарование. Покой.