В космосе и на улице.
Первая в США астронавтка Салли Райд... Стройная фигурка в небесно- голубом у борта «Чэлленджера». Рядом с мужем. В окружении друзей. Коллег. На теннисном корте. Во всех газетах, на экранах всех телевизоров, в эфире.
Репортер нью-йоркской радиокомпании ловко орудовал микрофоном в толпе.
— Как вам Салли? Вы видели? Вы слышали? Ну и как?
Среди десятков «о’кей» и поздравлений вдруг прозвучало:
— О чем вы?
Репортер на секунду опешил, потом посмотрел на женщину, стоявшую перед ним, на громоздкую хозяйственную сумку в ее руках, дырявую косынку.
— Извините.
Он понял: эта женщина не знает, кто такая Салли Райд. Ей все равно, как зовут президента США. Может быть, она не помнит и имени собственных детей, если они у нее были. Она «леди-стрит». Женщина с улицы. В Нью-Йорке 36 тысяч бездомных. Из них 6 тысяч — женщины. Они бедны, они больны. В какой-то момент своей жизни, столкнувшись с материальными, личными или финансовыми трудностями, они оказались на улице. Среди них и психически больные, те, кому не нашлось места в больнице. Среди них и те, кто стал слишком большой обузой для своих взрослых, одержимых погоней за долларами детей. Вот одна из них.
Имя — Эллен. Фамилия осталась в прошлом, когда она еще работала официанткой в нью-йоркском ресторане. В годы экономического кризиса ресторан стал приносить убытки, и владелец закрыл его. Эллен оказалась на улице. Обычная история, какими полон каждый день Америки. Прошло несколько месяцев, а новой работы нет. Квартплата быстро съела все сбережения, и однажды, вернувшись, домой, Эллен нашла дверь своей квартиры опечатанной. Владелец выкинул все ее вещи на лестничную клетку. Тоже обычное дело.
Пособие по безработице, уверяют американские издания, не даст протянуть ноги. Возможно,— тем, кто его получает. А таких лишь сорок процентов. Остальные шестьдесят могут питаться хоть манной небесной... В эту категорию попадает большинство безработных одиноких женщин, особенно пожилых. Они не в состоянии отстоять свои права в схватке с бюрократической машиной, пройти все унижения, которым приходится подвергаться, чтобы получить пособие.
— У меня украли сумку — все мои документы, все мои сбережения. С этого дня все пошло вкривь и вкось. Я обратилась в суд, и они меня допрашивали несколько часов. Но они ничего для меня не сделали. Я не могла больше жить в комнате, которую снимала, потому что не могла за нее платить. Я бродила по улицам. По улицам можно бродить много дней подряд, и никто не обращает на тебя никакого внимания. Впрочем, для женщин вообще не очень-то много делают. Мужчин устраивают на работу охотнее... У меня нет друзей. Я никому не нужна...
Некоторым, правда, везет. Благотворительные учреждения посылают их в специальные ночлежки. Это обычно бывшие склады или запущенные государственные здания в окрестностях города. В один из таких домов попала и Эллен. В бывших казармах вместе с ней жило около двухсот женщин. Многие — старухи, но большинству лет пятьдесят, как и ей.
Такую крышу над головой получает одна из восьми бездомных женщин Нью- Йорка. Но и эту статистическую единицу в разряд «счастливчиков» не занесешь. Грязные комнаты, где постоянно обворовывают, где царят нравы «дна», где не хватает места и спать подчас приходится на стульях. Открытая враждебность жителей соседних домов. Отношение к бездомным женщинам, пишет нью-йоркский корреспондент лондонской «Обсервер», напоминает отношение к проблеме ядерных отходов: все считают, что о них следует должным образом позаботиться, но никто не хочет, чтобы их поместили по соседству... «Нежелание» порой приобретает довольно резкие формы. Американским обывателям, которые имеют возможность похвастаться перед знакомыми новой маркой автомобиля или угощать гостя понюшкой кокаина через стодолларовую бумажку, не по нраву соседство с нищенками. Они протестуют. Они требуют защитить их «гражданские права»...
В районе, где была ночлежка Эллен, торговцы опасались, что такие, как она, будут мешать бизнесу. И они добились своего. Каждое утро, в 6 утра, власти увозили женщин в другую ночлежку и привозили обратно только в 9 вечера, когда обыватели уже сидят дома, у телевизоров.
Многие женщины сами уходят из ночлежек. Они надеются, что жизнь в одиночестве скорее позволит им сохранить человеческое достоинство, что так они в меньшей степени будут чувствовать себя отбросами города. Дает ли им эту возможность нью-йоркская улица?
На скамейке в центре города сидит женщина лет шестидесяти. Мимо спешат люди, несутся автомобили. Она не обращает внимания. Она занята.
Из двух пластиковых пакетов, которые можно подобрать у магазина, и дорожной сумки она аккуратно выкладывает на скамейку одну вещицу за другой, складывает, перебирает, наводит порядок. Гребенка, зеркальце, губная помада, ножницы, пара старых газет, сверток целлофана. Весь ее скудный скарб, иллюзорный «домашний очаг». Женщина тщательно протирает каждый предмет, смотрится в зеркало, слегка подкрашивает губы. Восемь часов утра. Привычный утренний туалет. Проходящие мимо стараются не смотреть. Кажется, что обвалилась стена дома, и глазам улицы открылась частная жизнь одинокой старухи. Только дома нет.
...Путь «ночлежка — улица» прошла Эллен быстро. В один из дней, когда обитательниц ее ночного приюта увезли в Манхэттен — подальше от недовольных, она увидела сидящую на тротуаре женщину. Подошла и остановилась. Женщине было лет шестьдесят. Опрятное синее платье, косынка, повязанная тюрбаном. Рядом две бумажные сумки и чемодан.
— Здесь зимние вещи — кивнув на чемодан, объяснила она Эллен.
И улыбнулась:
— Вы никогда не жили на улице?
В ночлежку Эллен не вернулась. Пару недель жила на тротуаре перед театром на Бродвее вместе с новой знакомой, постигала секреты «леди-стрит».
— Кое-какие продукты можно найти в мусорных ящиках, куда выкидывают отбросы универсальные магазины. Особенно хорошо на свалках у «Рэдэппл» и «Д’Агосино». Но надо прийти заранее и пробиться вперед: через полчаса уже ничего не останется...
— Сумки можно найти тоже в мусорных ящиках. Достаточно поворошить их какой-нибудь проволокой или палкой.
— Когда идет дождь, лучшее место, где можно укрыться и тебя не выгонят — Большой центральный вокзал.
— Спать лучше всего на вентиляционных решетках у государственных учреждений. Они большие, и там всегда тепло.
— Церковь на углу 30-й улицы иногда распределяет горячие обеды. Только нужно успеть.
И еще — нужно выжить. Мир американской улицы не знает сантиментов. Тысячи наркоманов, преступников, бродяг. «Леди-стрит» может оказаться и жертвой и ненужным свидетелем, а значит, тоже жертвой. Она недаром не любит брать денег у сердобольных прохожих — их отнимут.
Гораздо лучше — бутерброд. Его можно съесть сразу.
Зимней ночью за место на вентиляционной решетке надо бороться. Тепло — это жизнь. У пожилой женщины мало шансов в этой борьбе. Морозным утром на улице одного из городов штата Массачусетс – нашли окоченевшую «леди-стрит». Ей было около шестидесяти. Ей не хватило квадратного метра на теплом тротуаре.
Улица, пишет журналистка швейцарской «Сюисс диманш» Франсуаза Буффо — это мнимое либо временное решение проблемы.
«Женщины с хозяйственными сумками» медленно, но верно деградируют. Несколько месяцев — и они превращаются в старух с опухшими ногами, постоянно недоедающих, впавших в состояние отупения, потому что они никогда не высыпаются...
А где же настоящее решение проблемы?
Белый дом — пожалуй, последнее место, куда следует обращаться за помощью. Став президентом, Рональд Рейган, по словам журнала «Ньюсуик», предложил сократить почти все — от ссуд мелким предприятиям до ассигнований на меры по осуществлению гражданских прав; от расходов на госпитали для ветеранов войны до субсидий на питание для детей и беременных женщин; от юридической помощи бедным до пособий по социальному обеспечению.
Сам Рейган охарактеризовал свое правление как «парад миллионеров». Ботинки из чистой кожи и сапоги «а ля калифорнийский ковбой» печатают шаг, отбрасывая носком с дороги тех, чей счет в банке измеряется нулем…
Для того, чтобы измерить сокращения в бюджете, проводимые нынешней администрацией, нулей требуется больше шести. Средства на жилищное строительство урезаны на 4,4 миллиарда. Социальное обеспечение — на 1,6 миллиарда. Но это, считает западногерманский «Шпигель», «лишь начало кровопускания». Больнее всего такие методы президента бьют по бедным и тем, кто стоит чуть выше черты бедности. А среди них, в свою очередь, по тем, кто уже немолод. Старость становится национальной трагедией.
Пожилые женщины, оказавшиеся без крыши над головой и без средств к существованию, могут не рассчитывать на «хэппи-энд». Они обречены. В средние века морские пираты изобрели такую казнь. Через борт перебрасывали доску — так, что она нависала одним концом над волнами. На нее толкали человека с завязанными глазами. Он шел, пока очередной шаг не сбрасывал его в пучину. Что-то подобное происходит в США с женщинами, выпавшими из обоймы «американского образа жизни».
И когда они умирают — никто вроде бы не виноват в том, что они сделали свой последний шаг.
Рейган объявил войну бедности.
«Такой уж он человек — пишет обозреватель парижского «Нувель обсерватер» Ги Ситбон,— борется со всем, с чем встречается».
Начал президент с того, что закрыл ведомство по борьбе с бедностью...
Рональд и Нэнси Рейган, которая прославилась своей страстью к драгоценностям и дорогим безделушкам, не верят, что за пособием по безработице стоят не только «ленивые бездельники». Что без куска хлеба остаются не только тунеядцы. И что сокращать ассигнования можно не только на масло, но и на пушки.
Так все-таки что делать «леди-стрит»?
В ответ на негодующее письмо с таким по смыслу вопросом жительница Иллинойса получила из Белого дома рецепт любимой президентом крабовой запеканки. Ошибка отдела писем — оправдывались в Вашингтоне.
И... заменили рецепт запеканки, на рецепт более дешевых макарон с сыром...
