Перестройка

Все требуют друг от друга перестройки: колхоз от района, район от области. И все ждут, кто первым начнет, пример покажет. А появится пример — и сразу скептиков хоть отбавляй, начинают судить-рядить: да разве это перестройка? Обычное дело! Эдак-то и мы можем!

И, смотришь, затюкали авторов примера, застыдили, упрекнули в нескромности. Да еще попутно нашли множество недостатков разного рода, словно для того, чтобы окончательно убедить людей: начатое — лишь видимость перестройки, мелочь, а до подлинного обновления ох как далеко. А перестройка, настоящая-то, это... И зачитываются цитаты из речей и докладов с нажимом на слова «коренная», «принципиальная». Простая мысль, которая звучит в тех же речах и докладах, что любое большое дело начинается с малого, в расчет не берется. Иной раз даже крепкие и многообещающие ростки нового забивает град недоверия...

Перестройка... Стало трудней? Да. Стало легче? Да. А что трудно, что легко? А все, за что ни возьмись. Трудно избавляться от старого — от привычки клянчить, от опасений «как бы чего не вышло», от бесконечных согласований и урезанных прав, от натужных попыток превратить мирное поле в плацдарм для «битвы за урожай», а фермы и телятники — в «ударный фронт».

А легко, оказалось, делать то, что считалось и представлялось самым трудным: принимать самостоятельно решения, находить у самих себя новые возможности и резервы, ничего и ни от кого не скрывать, смело думать и смело действовать. И все это сообща, вместе.

К таким наблюдениям и соображениям привели автора поездки по нескольким областям Нечерноземья. Обстановка в одном из районов Калининской области — Старицком — показалась весьма характерной для нынешнего времени, а происходящее там — очень интересным.

Сейчас сразу и не скажешь, с чего начали 8 районе перестройку, с экономики ли, с расширения самостоятельности, гласности, с решения социальных проблем или с чего другого. Пожалуй, перестройка началась с настроения людей, с изменения направленности мысли: не ждать, а действовать. По принципу: глаза боятся, а руки делают.

...Полтора месяца пустовал в Старице кабинет председателя РАПО. А в районе 36 колхозов и совхозов, около десяти предприятий агропрома. Идет перестройка, идет весна, поторопиться бы с назначением! Но, как говорится, не тот был вопрос, который в спешке решать надо. И вот дождался вопрос своего часа.

— На пост председателя совета РАПО предлагаются четыре кандидатуры... Обсуждать будем открыто, голосовать — тайно... Регламент для выступающих устанавливать не станем, вопросы кандидатам можно задавать любые...

И зал, поначалу удивленно притихший, вдруг зашумел, заговорил, заулыбался, а через минуту снова притих и посерьезнел: не пропустить бы чего.

Впереди стола президиума, лицом к залу, сидели четверо. Трое своих, местных: председатели колхозов В. Бодров и А. Васильев, директор совхоза А. Толпыгин. Четвертый — из соседнего района. В. Ткачев, человек, никому, кроме представителя обкома, не известный.

Трудовой путь у всех примерно одинаков, возраст тоже: самому старшему 40, младшему — 35. Образование, партийность, общественная работа — тоже все сходится. Но какие разные люди! По характеру, темпераменту, деловой хватке... По умению ладите с людьми, по жизненным целям!

Зал всматривался в лица кандидатов, вслушивался в слова кратких биографических справок, которые принято называть «объективками», и молчал.

Олег Сергеевич Плетнев, первый секретарь райкома — а именно ему бюро райкома поручило вести заседание совета РАПО — не торопил аудиторию. Но скоро не выдержал: «Что же молчим, товарищи?»

— Подождать надо чуток — послышалось с задних рядов — Вот отвыкнем от поговорки, что. дескать, «не мы начальников выбираем, а они нас», тогда и начнем...

Шутливая эта реплика враз разрядила обстановку. И пошли вопросы. Да такие, что только держись, кандидаты! Не биография интересовала — деловые, человеческие качества. Но ведь в лоб не спросишь: смел ли ты, решителен? Или держишь нос по ветру? Берешь ли на себя ответственность в трудную минуту? Умеешь ли отстаивать свою точку зрения или действуешь по принципу «чего изволите?».

Да, в лоб не спросишь. Но ведь в зале не мальчики и девочки собрались — тертые калачи. И вопросы идут один другого заковыристее.

Бодрову, например, такой задали:

— Вчера ты, как председатель колхоза, ругал РАПО во все корки: за отсутствие материальных фондов, за волокиту, за попытки не столько руководить, сколько командовать, верно?

— Верно, было такое.

— А станешь во главе РАПО — откуда что возьмешь? Как с волокитой будешь бороться? Да и покомандовать ты любитель...

Прозвучит такой вот вопрос — и сразу тишина. Люди взвешивают каждое слово отвечающего, вглядываются в лицо, в жесты. Оценивают все: как встал, как сел, куда посмотрел.

Вопросы начали перемежаться с выступлениями. И зал сразу разделился: «Выберем любого, но своего» — одна точка зрения. «Нужен человек со стороны» — другая. И вдруг новый, ни разу не заданный вопрос — ко всем четверым сразу: ваше отношение к перестройке?

Пауза. Длинная-длинная.

И еще, вдогонку к первому:

— Программа есть? С чего начнете, если изберем?

Пожалуй, именно в этот момент все четверо до конца осознали, как много ждут от них члены совета — председатели колхозов, директора совхозов, руководители перерабатывающих и обслуживающих село предприятий, как сильно надеются. Кандидаты, наверное, ждали этот вопрос, понимали. что он самый важный, самый решающий...

Поднялся, уперев в стол большие кулаки, старший по возрасту кандидат — Александр Владимирович Толпыгин, местный «кадр».

— Есть такое предложение: давайте послушаем человека со стороны, Владимира Петровича Ткачева. У меня к нему за время обсуждения большой интерес появился. И еще одно: я свою кандидатуру снимаю — в пользу Ткачева. Голосовать буду за него. Свежая струя нужна в нашу заводь...

— В точку попал, Александр Владимирович,— раздалось из зала,— Давай Ткачева!

Ткачев встал, улыбнулся, обвел глазами зал.

— С чего начну перестройку, если изберете? С себя. С вас. С людей, одним словом. С их отношения к делу. Вот и вся программа. А более детальную — по пунктам, по срокам — вместе разработаем. И выполнять будем вместе.

...Итоги тайного голосования сложились так: за своих (в совокупности) — 8 голосов, за «человека со стороны» — 33.

Первое, что сделал Олег Сергеевич Плетнев после объявления результатов голосования — поблагодарил тех, кто выставил свои кандидатуры на ответственный пост: за смелость, преданность делу, желание сдвинуть его с места. Сообщил, что Бодров, Васильев и Толпыгин зачислены в резерв для выдвижения. Очень нужные слова сказал...

А Владимир Петрович Ткачев в этот же день приступил к работе.

В пустовавший полтора месяца кабинет председателя РАПО я вошел вместе с Ткачевым. Он не сел за стол, а подошел к окну, вглядываясь в улицу, в простор, что открывался меж домами маленького города. Резко обернулся на телефонный звонок, поколебался секунду: брать, не брать трубку? Но звонок требовал: бери!

— Ткачев слушает! Какой Ткачев? Председатель РАПО. Давно ли? Да с полчаса уже. Здравствуйте! Как пошла работа у нового председателя, я еще расскажу в одном из ближайших номеров, но ведь и до него в районе не спали.

Перестройка вершится людьми. А как раз людей-то в районе больше всего и недостает. И много. Если в цифрах представить проблему, то обеспеченность кадрами составляет 62 процента, всего-то. В колхозах и совхозах более сотни вакантных мест для специалистов сельского хозяйства. Не едут выпускники вузов, а приедут — долго не задерживаются. Отправляются в отпуск — и поминай, как звали. Трудовая книжка на память колхозу остается.

И вдруг на 1 января 1987 года поступают сведения: население прибавилось! На 476 человек! Впервые за много лет.

Но вдруг ли?

Район известен был бездорожьем, глухими углами. Но за один восемьдесят шестой год здесь бездорожье, считайте, ликвидировали. Все свои силы на это бросили. И область помогла. Автобусы пустили к далеким деревням, автолавки регулярно ходить стали, врачи наведываются, областная филармония приезжает— другая жизнь пошла!

Слова известной песни солисты клубного ансамбля колхоза «Искра» переиначили: «Сидят мальчонки, сидят в сторонке и кепки в руках теребят, потому что на десять мальчонок в их деревне лишь двое девчат...»

Что еще подталкивало людей покидать дальние села и деревни?

Отсутствие школ, детских садов.

На строительство в отдаленных колхозах школьных зданий уходили годы: документация, финансирование, поиск подрядной строительной организации. Пока все это происходило, матери подхватывали детей, которым подоспела пора идти в школу, и уезжали, куда глаза глядят. Ждать невмоготу было.

Как же решается вопрос теперь?

Год назад на окраине Старицы появился довольно своеобразный строительный полигон. Лесхоз начал строить здесь школы по собственным проектам. Готовит брус, ставит сруб, маркирует, увязывает пакеты с отделочной доской и «столяркой» — рамы, двери, плинтусы,— а затем сруб разбирается, грузится на тракторные сани, и караван отправляется в тот дальний колхоз, где требуется школа. Там люди своими силами уже сделали фундамент, а собрать на нем здание из готовых деталей — для этого хватит четырех человек. Три недели и еще один день для общеколхозного субботника — и школа готова.

Точно так же строятся и клубы. И полигон на окраине становится «клубостроительным». И детские сады здесь же закладываются.

Отказ от долгого и томительного ожидания, преодоление бюрократической волокиты, упор на местные возможности — разве это не перестройка? И разве, если уж на то пошло, не коренная?

Дорога, автобус. Детский сад, школа, клуб, медпункт, магазин, новая улица разноцветных коттеджей. Природный газ, проведенный в старые и в новые дома,— все это уже есть во множестве деревень и сел, а людей по-прежнему не хватает. И нехватка их тормозит не, только перестройку — жизнь тормозит, простому человеческому счастью препятствует.

...Кровать двуспальная или тахта широченная, а подушка — одна. Лампа-бра в изголовье — почитать перед сном. На тумбочке — приемник или магнитофон, две-три книги, потрепанный журнал, пепельница, начатая пачка сигарет. Постель застелена аккуратно, по-солдатски, видно, что женская рука ее не касалась, хотя женщин вон сколько, одна другой лучше: вся стена над постелью заклеена красавицами. И фигуристки есть, и актрисы, и манекенщицы, примеряющие колготы. Есть и симпатичные девушки — передовики производства с журнальных обложек. И «Неизвестная» Крамского тоже тут. Бумажные невесты...

А женихи вполне натуральные. И ребята отличные. В армии отслужили, профессии хорошие и, что немаловажно, денежные: механизаторы, шоферы, механики, слесари, электрики. Сколько угодно их в любом колхозе и совхозе Старицкого района.

Но это общие слова — «сколько угодно». А в цифрах проблема так выглядит: в селах и деревнях района на первое января 1987 года ходят неженатыми 1360 парней в возрасте от 18 до 26 лет. Да еще около 300 постарше — и тоже холостяки. А незамужних девушек — единицы. Присовокуплю еще к этой же проблеме цифры и факты, думаю, небезынтересные.

Рабочих мест, где требуются женские руки, в районе до двух тысяч наберется — незаполненных. В животноводстве доярок даже для односменной работы не хватает — это раз. Продавцы требуются, медицинские работники, клубные, библиотекари, учителя, воспитательницы в детские сады.

К тому же — редкость по нынешнему времени — есть почти во всех колхозах и совхозах готовое жилье. И не в общежитии: комнаты и квартиры, дома усадебного типа на одну-две семьи.

Семьи образуются, хоть и довольно редко — мало едет сюда девушек из других мест, да и свои пока только начинают возвращаться — но зато быстро. Сколько я навидался и наслушался по селам: только появится на ферме новая доярка, или в медпункте фельдшерица, или в детсад, в школу студентки на практику приедут — все, попалась птичка!

Бывает, нерешительный попадется парень, смущается, мнется, того гляди на попятную двинет. Но «конкуренты» подпирают, активизироваться заставляют. «Тебе не нравится? А мне дак очень по душе!»

Часто и родители свою инициативу проявляют, да и как не проявлять: сыновей взрослых двое, а то и трое, а женатых — ни одного! Где ж тут внучат дождаться? И сами организуют смотрины. Зазовут девушку в гости, расспросят обо всем, а то и в деле испытают: попросят скроить немудреную вещичку, грядку прополоть, на стол собрать. И если экзамен выдержан, то начинается такая домашняя агитация, что поневоле сдашься. И пошла, гулять свадьба.

Но, повторю, не часты они пока здесь.

Олег Сергеевич Плетнев, секретарь райкома, в редкие часы отдыха перечитывает Диккенса.

— Славные люди в его романах живут,— сказал он как-то,—  Добрые, порядочные. И все ждут счастья: вдруг появится богатый дядюшка или наследство выпадет... «Большие ожидания» — так раньше переводили заглавие одного из его романов,— И неожиданно закончил: — Вот и у нас такая позиция прижилась. Ждать — кто бы чего дал. А если ждать надоело — просить, чтобы поскорее дали. И чего только не просили за последние годы: людей, технику, удобрения, деньги, товары в магазины, стройматериалы... Помощи в любом виде. Не столько жили и работали, сколько ждали и просили. Так вот: время больших ожиданий кончилось.

— А что наступило: время больших надежд?

— В известном смысле — да. Возлагаем серьезные и. думаю, вполне оправданные надежды на то, что обновление сел и деревень, улучшение условий жизни привлечет людей, а своя молодежь если и будет уходить, то в основном на учебу. И возвращаться специалистами. Крепко привязывает к земле свой дом, сад, огород, домашняя ферма — словом, хозяйство. Перестройка происходит и в быту, в семейной экономике. Вот, скажем, семейный подряд...

Плетнев приводил цифры, называл многие преимущества этой относительно новой практики, всячески подчеркивал то обстоятельство, что эффективность семейного и личного подряда помогает колхозам и совхозам справляться с выполнением планов при ощутимой нехватке людей. А я вспоминал, что видел: что радовало, а что и тревожило.

Осенью прошлого года приехал в деревню Андрианково из Осетии молодой инженер-механик Борис Харитонович Бицоев с женой, тещей и годовалым сыном. Устроился работать в школу преподавателем трудового воспитания и физкультуры. Нагрузка — 18 часов в неделю. Колхоз выделил ему избу, помог отремонтировать. Бицоев тут же взял — по договору — девять бычков на откорм. По тому же договору ему бесплатно выдали по 100 килограммов комбикорма на каждую телячью голову, продали 3 тонны сена (по 60 рублей за тонну), комбикорма 900 килограммов (по 13 копеек за килограмм). И бычки пошли в рост, по килограмму в день прибавляют, хотя стоят тесно, бок к боку — сарайчик маленький.

А в большом помещении, где колхоз содержит свой скот, прибавка составляет 450—500 граммов.

Золотой человек Бицоев! Его бычки через 10 месяцев достигнут веса 350—400 килограммов, помогут колхозу план выполнить, а сам Борис Харитонович получит — чистыми — около 6 тысяч рублей.

Председатель, члены правления ходят по домам, уговаривают хозяев: возьмите на откорм, ну, не десять, так пять, да хоть парочку! На тех же условиях! Сарайчика нет? Построим! Прохудился? Отремонтируем! Сена нет? Взаймы дадим! И привезем сами! Только уведите бычков с колхозного двора — по своим поставьте. Выгода-то, какая будет — и вам, и колхозу!

Как ни коротка наша память, а вспоминается: не так уж и давно, в общем-то, предшественники нынешних руководителей колхоза тоже ходили по дворам и уговаривали хозяев: ведите своих бычков на колхозный двор, там мы все вместе откормим их на диво! По науке все будем делать, да не вручную, а механизмами!

На колхозной ферме и сейчас есть и наука, и механизмы. Привесов нет. А у Бицоева и его жены Ирины — две пары рук. И привес рекордный.

Хотелось бы порадоваться этим привесам, но как-то не очень получается.

Тревожит мысль: значит, не важно как, важен результат?

Председатель другого колхоза — не буду называть какого — склонен пойти еще дальше. Мысль его вот куда идет: «Мы отдали две молочные фермы по. 100 голов на семейный подряд. За полгода удои возросли на 300 граммов на голову. Осталось еще четыре таких же фермы. Отдать бы и их, избавиться от всего дойного стада. И бычков бы всех отдать...»

— А во что же превратится колхоз — без животноводства-то?

— В хозяйство по заготовке кормов. У нас же всякая техника для этого есть!

Тоже, согласитесь, мысль, как говорится, интересная...

Беседую с главой семьи, подрядившейся — втроем — обслуживать молочную ферму. 100 голов.

— Вы на полном хозрасчете, так? Колхоз предлагает вам покупать сено по 60 рублей за тонну. Но в сенокос появляются в окрестности косари-студенты, просят за тонну 50 рублей, вы воспользуетесь их услугами?

— Найму, ясное дело!

— А тут еще одна бригада, по 45 отдают. Тогда как?

— И ежу понятно: тем — до свидания, а этим — здравствуйте!

Ежу, может быть, и понятно, а мне, сознаюсь пока не очень. Беспокоит легко вылетевшее словечко «найму». Место ли ему в лексиконе перестройки?

— Ну, виноват, не найму, конечно, а договор заключу с бригадой на заготовку сена, через колхозную бухгалтерию все пойдет...

Но ведь слово не воробей...

Думаю, не одного меня тревожит сомнительный принцип, иной раз сопутствующий нужному делу — подряду семейному и личному: не важно как, важен результат... Но ведь «как» — это принципиально! И далеко не безразлично всем нам.

...За многие непривычные дела заставила взяться перестройка. Да и привычные, выгодные, проверенные практикой приходится переосмысливать — а это иной раз труднее дается, чем внедрение нового. А новое не ждет, наступает, не терпит промедления.

И вот что хотелось бы напомнить в этой связи.

В опубликованном 14 марта нынешнего года Обращении ЦК КПСС к советскому народу есть такие слова: «Готовых рецептов на все случаи жизни не бывает. Пусть перестройка станет всенародной творческой лабораторией. Будем внимательно и критично осмысливать практику обновления, ценить каждую крупицу передового опыта, подхватывать и развивать его. Живая, раскованная мысль — непременное условие ускорения».