Наш колхоз

Недавно дочь сказала мне:

— Сдам экзамены за восьмой класс и поеду в Кемлю поступать в педагогическое училище.

Я так расстроилась — неужели расставаться! А потом представила, как будет она каждый день ни свет, ни заря подниматься и идти в лютую погоду — в мороз, пургу — за семь километров в соседний колхоз, где есть десятилетка, и еще грустнее мне стало. Ведь ходить-то ей придется одной! Как с первого класса ходила. Не было у нас в «Дубровском» ее ровесников.

А в моем десятом классе было тридцать человек. И школу мы окончили в нашем селе. Было тридцать, да осталась я одна. Все уехали, кто в Саранск, кто дальше. И я бы, наверное, уехала, если бы не больная мать.

Мои одноклассники каждое лето наведываются — родителям помочь, просто погостить у своих. В последние год-два вижу: скучают многие. Я про себя, думаю: сами виноваты. Ведь можно было и раньше всем вместе, молодым и старым, побороться за родное село.

А оно у нас красивое. Лежит в низинке, потому ветры не сильные, засух мало бывает и зелени вволю. Триста домов. Но еще четыре года тому назад пустели они один за другим, только старики и оставались.

А все потому, что надумали — кто уж теперь не знаю — объединить наш колхоз «Путь Ильича», с соседним — «Россией». Колхоз этот в ту пору был крепкий, да только наш не хуже. Но председатель Федор Васильевич Нураев в возрасте был уже, собрался на пенсию, а тут и решение пришло — укрупнить, объединить. Многие колхозники были против, но между собой поговорили да рукой махнули: сверху, наверное, виднее...

Только покатились мы с тех пор вниз, как с крутой горки. «Россия» — колхоз большой, у председателя на центральной усадьбе дел невпроворот, а наше отделение далеко, за двенадцать километров. Зимой еще начальство наезжало почаще, а летом, особенно в страду, видно, ни времени, ни сил не хватало, чтобы как следует разобраться, чем мы живем. Трактор или комбайн в поле встанет надолго, вот тогда председатель заскочит, аж в дыму весь, наскоро разберется, даст указание, и дальше...

Да мы большего и не требовали. Одно слово — «примаки». Так нас сразу же после объединения назвали, такими мы все десять лет и были. Какой кусок выделят от общего каравая, тому и радовались.

А потом радоваться перестали. Кому охота чувствовать себя на задворках, маяться со старой техникой да видеть, как все разваливается — коровники, свинарник. Я десять лет дояркой проработала, у меня на глазах крыша в нашем коровнике стала провисать, потом течь. И ветер изо всех дыр все сильнее свистал. Сами латали, как могли, да ведь не все самим под силу. А когда такое не год и не два — руки опускаются.

Вот и дожили до того, что опустело село: и работать некому, и детишек рожать некому...

И когда действительно дошли мы, как говорят, до ручки, то поняли, что наше дело — спасать свой дом, никто не обязан за нас это делать. Начали наши колхозники, и вместе, и поодиночке, писать в разные инстанции, требовать, чтобы отъединили нас от колхоза «Россия», дали возможность самим распоряжаться в своем селе, думать и решать в своем кругу: кто лучше знает наши беды и то, чего мы хотим?

Долго писали. Все же услышали нас, четыре года назад опять мы стали самостоятельным хозяйством.

Не знаю, как лучше сказать, но только по-другому, по-новому мы на свой дом поглядели. Да, обветшал он, облупился, но ведь нельзя так дальше жить, стыдно. И неужели не сможем из такого состояния сами выбраться?

Начальство мы избрали молодое, не побоялись. Председателю. Сергею Максимовичу Гурееву. тогда было лет двадцать шесть. Владимиру Петровичу Осянину, главному инженеру, и того меньше. Такие же и главный агроном, и зоотехник. По правде сказать, рады были, что согласились они, потому что работать-то было не с кем...

Скоро у нас будет аттестация специалистов. Заметила: волнуются они все, переживают. Перевыборы у нас не скоро, по уставу срок не подошел. Но приведись мне сейчас голосовать за нашего председателя, да за многих специалистов, обе руки подниму, даже если весь зал против будет. Хотя, конечно, такого не случится.

Сумели они народ поднять. Даже больше: мы поверили, что сможем, и быстро, сделать наш колхоз прибыльным, что жить сможем лучше, не грязь будем месить, а по асфальту ходить. Поверили, что женщины смогут работать, не надрываясь, будет у колхоза хорошая техника. Надо только всем трудиться на совесть, не быть безразличными.

Изменилось у нас в селе за четыре года столько, что раньше я бы и не представила. Работаем мы теперь на новой современной ферме, которая вмещает двести голов. Есть пристройка для маленьких телят на сто голов. Дорога от села к ферме идет через речушку. Летом, бывало, еще ничего, сколотят кое-как мосток — перебирались. А зимой просто наказание: того и гляди подо льдом окажешься. Теперь есть новый прочный мост, дорога к ферме плитами уложена. Сделали нам прекрасный молочный блок, разноцветной плиткой украшенный. В красном уголке и комнате отдыха стены красивым деревом обиты, раздевалки оборудовали, скоро душ доделают... Все, что необходимо колхозникам для нормальной работы — на заметке у профсоюза. Он стал действительно живой организацией, которая заботится о людях.

У нас есть доярки, которые по двадцать пять лет отработали. Доили руками, корзины, мешки на себе таскали, все было. Теперь Они говорят: «Жалко, что на пенсию скоро. Если бы раньше такие условия были, сколько бы здоровья сохранили, до ста лет можно было бы работать».

Конечно, не до ста лет. Но здоровье бы сохранили, это, правда. Ведь теперь у нас автоматическая дойка, кормораздатчик, транспортеры есть, в общем, все, что необходимо. Перешли на двухсменку — доярки молодые появились. Стала к нам переезжать молодежь из соседних сел. А все потому, что жилье хорошее строим, щитовые и блочные отдельные домики с большими усадьбами, с подсобными строениями. Целая новенькая улица стоит!

Раньше у нас детского садика вообще не было. Сейчас же семнадцать малышей каждое утро приводят в большой новый дом. Мест там еще много — детишек на пятьдесят. Им-то уж точно не придется по одному в классе сидеть! Десятилетку надо будет открывать.

Есть у нас Дом быта, парикмахерская, ателье, есть, где отремонтировать телевизор, холодильник.

Конечно, не как в сказке на нас все это свалилось, не само собой пришло. Выкраивали, выгадывали, многое делали всем ми¬ром. Трудно было нашему председателю поначалу, да и всем нелегко. Так круто менять жизнь, привычный ее ход, даже настроение — не просто. Но уж больно энергичный у нас председатель. А это передается. Когда хозяин не для себя хозяин, а для всех — это люди чувствуют, понимают. Они тоже делаются хозяевами. Два года назад перешли мы всем колхозом на хозрасчет и чековую систему контроля затрат. Мне доярки говорили тогда:

— Ой. Надежда, задурят нас, чего мы в этих бумажках понимаем? Задурят!

Да я сама вначале просто в панике была: только что назначили заведующей фермой, женщины хоть и сами меня выдвинули, а все-таки не привыкла я командовать. А тут еще эти чеки. Говорю Сергею Максимовичу:

— У меня же всего десять классов! Не пойму я в этой бухгалтерии ничего. А тут каждую копейку считать надо. И решать все самой!

— Правильно, — смеялся председатель,— Решать придется. Только не обя¬зательно все самой. Ты учись и тому же учи доярок...

Научиться пользоваться чековой книжкой — это не так уж и сложно. Мы учились видеть за теми бумажками наши заработки, расходы и доходы всего колхоза. Когда разобрались, поняли, что нам действительно доверяют — не на словах, а на деле. Как мы сами у себя распорядимся, столько и иметь будем.

Может, слишком простой это пример, но. мне кажется, характерный. Раньше, когда еще в старых коровниках работали, самым трудным делом была уборка. От навоза не знали, куда деваться. Сбрасывали его лопатами, по два раза на дню в возок и отвозили куда придется, лишь бы с глаз долой. Да и полеводы не очень-то нас одолевали, им тоже удобрения вроде бы и не нужны — химией довольствовались. Теперь ежедневно направляют нам трактор с тележкой, все подчистую забирают. А мы следим за тем. чтобы все было учтено,— каждый день они нам чеков почти на 60 рублей отрывают. И. конечно, распоряжаются удобрением с толком — за все же плачено из собственного кармана!

Недавно говорю дояркам:

— Надо бы, женщины, пригласить кого- то конюшню новую побелить.

Так они на меня прямо набросились.

— Ты что,— говорят,— рук у нас, что ли, нет! Сами побелим.

Быстро прикинули, во что эта побелка нашей бригаде обойдется. Кто-то может сказать, что жадность заговорила, ведь каждый сэкономленный рубль в бригаде остается и в прибавку к заработку обращается. Но, я думаю, дело тут не только в этом. Какая крестьянка будет кого-то звать, чтобы стены в собственном доме побелили...

Вот так из копеек набираем рубли, а из них уже тысячи складываются. В 1985 году наша ферма дала прибыли 16 тысяч рублей, а в прошлом году уже 82 тысячи.

У нас большие планы: и дома новые строить, и усадьбу благоустраивать, и производство расширять. На все средства нужны, а их никто нам на блюдечке не преподнесет, самим надо заработать. Четыре года назад надои у нас на ферме были не больше 2400 килограммов. Сейчас лучшая наша доярка Нина Михайловна Еделева надаивает уже почти 3200. Близки к ней и остальные. Недавно мы заявили, что дадим в этом году по 3350 килограммов.

— Ой, не получится — засомневались на колхозном собрании. Получится. Мы сейчас обновляем стадо чернопестрыми. Хорошая это порода, выгодная. И без кормов не сидим. Нечего удивляться, что из «примаков» мы за четыре года превратились в хозяев, и неплохих. Хозяйствуем мы сообща, коллективно. Это и есть настоящая демократия, та, которая помогает человеку понять свою ценность.