Дорогая Надежда Константиновна
В революцию приходят по-разному. Но все, кто решает посвятить себя делу освобождения народа, всегда люди чуткой души...
В семье Елизаветы Васильевны и Константина Игнатьевича Крупских росла единственная дочь Надежда. Ей едва исполнилось пять лет, когда отца уволили с должности уездного начальника в Польше. Уволили за то, что он отказывался проводить русификаторскую политику царизма, и даже отдали под суд. Семь лет тянулось следствие, в результате его оправдали, однако путь к государственной службе был закрыт. Начались длительные поиски работы. В конце концов Константин Игнатьевич стал вести юридические тяжбы небогатого люда. В доме Крупских перебывало тогда немало обиженных. Они приходили сюда в поисках защиты... Родители Нади не считали нужным скрывать от дочери свое отношение к жизни, свои взгляды.
Через много лет Надежда Константиновна писала: «Мама часто рассказывала о том, как она жила в гувернантках у помещицы и вдоволь насмотрелась, как обращались помещики с крестьянами, какое это было зверье. И когда однажды мы поехали на лето (пока отец искал место) гостить к той помещице, у которой мама учила когда-то сыновей, я, несмотря на то, что мне было пять лет, скандалила, не хотела ни здороваться, ни прощаться, ни благодарить за обед, так что мама была рада-радешенька, когда за нами приехал отец и мы уехали из Русанова (так называлось имение помещицы). А когда мы ехали из Русанова в кибитке (дело было зимой), нас чуть не убили дорогой крестьяне, приняв за помещиков...
Отец не винил крестьян, а потом в разговоре с матерью говорил о вековой ненависти крестьян к помещикам, о том, что помещики эту ненависть заслужили. В Русанове я успела сдружиться с деревенскими ребятами и бабами, меня ласкавшими. Я была на стороне крестьян».
Уже в гимназические годы Надежда Крупская искала ответы на острейшие вопросы времени, думала о своем месте в жизни, зачитываясь сочинениями великого правдоискателя Л. Н. Толстого. Всем сердцем восприняла она его идею самоусовершенствования и активной помощи неимущим. Приучила себя к дисциплине, старалась все делать сама, отказалась от всякого намека на роскошь. Вышивка, украшения на платьях всегда были сделаны ее собственными руками.
Сельскую жизнь Надя знала не по книгам. Одно время вместе с Елизаветой Васильевной жили они в деревне — снимали крестьянскую избу. С проблесками зари просыпалась Надя и шла с хозяевами на покос, ворошила сено, жала рожь, складывала ее в скирды. А во время нехитрого обеда вместе с крестьянками, укрывшись в тени сметанного только что стога, слушала печальные разговоры о деревенском житье-бытье, о непосильном труде, о болезнях, о том, что хлеба не хватает до «новины», что дети умирают часто совсем маленькие, и что не дай бог состариться: «куды тады деваться?». И так прикипела Надя сердцем к этим женщинам, так глубоко прониклась их заботами, что, бывало, и по ночам просыпалась в тревоге: не ушли ли кони в овес? Успеет ли высохнуть сено?
А главные мысли, на которые не так просто было найти ответы, посложнее: что сделать, чтобы помочь этим людям, чтобы всем крестьянам-беднякам жилось лучше? Где путь?.. Она искала такой путь и в книгах, которые привезла с собой в деревню. Среди них был «Капитал» К. Маркса, который с трудом удалось достать.
«Я точно живую воду пила. Не в терроре одиночек, не в толстовском усовершенствовании надо искать путь. Могучее рабочее движение — вот где выход... Думала ли я тогда, что доживу до момента «экспроприации экспроприаторов»? Тогда этот вопрос не интересовал меня. Меня интересовало одно: ясна цель, ясен путь».
Она хотела стать сельской учительницей, но места так и не нашла. На жизнь приходилось зарабатывать немногими частными уроками. Зато по воскресеньям приходила она учительницей в «вечернюю воскресную школу для рабочих», что за Нарвской заставой, в Петербурге, и вела занятия, бесплатно, разумеется.
Пять лет учила питерских рабочих парней грамоте и одновременно помогала сформировать мировоззрение, расширить кругозор, осознать свою ведущую роль в революционной классовой борьбе.
А летом она с группой таких же молоденьких учительниц поселяется в деревне недалеко от станции Вапдайка. С ними была и старшая их подруга, замечательная женщина, беззаветно преданная делу революции — Лидия Михайловна Книпович
О тех днях Надежда Константиновна впоследствии писала так: «Хорошо жилось в это лето. Лидия вела хозяйство и имела по этой линии обширные связи с крестьянами. Была она ярой безбожницей. В кухне у Лидии был целый агитпункт, разговоры на вид самые невинные, а по существу дела пропагандистская работа велась».
Тогда, на Валдайке. обучали приезжие учительницы крестьян¬ских ребятишек. И так охотно дети занимались, что за короткое лето человек двадцать научились читать, писать и считать.
Борьба за лучшую долю для женщины-крестьянки, как и для женщины-работницы, станет неотъемлемой частью общей борьбы Н. К. Крупской за победу революции в России. Мало кто трудился больше, чем она, для решения «женского вопроса».
Еще в Шушенском, во время ссылки туда Владимира Ильича. Надежда Константиновна пишет свою первую книгу «Женщина-работница». Впоследствии она посвятила жизни трудящихся женщин России не одну свою работу. И в каждой — глубокое знание вопроса, горячая участливость, страстное стремление изменить положение, пробудить самих женщин-тружениц к революционной борьбе за коренное преобразование жизни.
Глубокое знание народной жизни помогло Надежде Константиновне развернуть большую работу по просвещению трудящихся уже после победы Октября.
К ней жене Ильича, заместителю народного комиссара просвещения, люди шли со своими нуждами, вопросами, предложениями... Надежда Константиновна вдохновляла всю огромную работу по ликвидации неграмотности, развертыванию культурной революции в стране. Не раз выступала она перед женской аудиторией, будь то специальные курсы по ликвидации неграмотности при Наркомпросе или съезды учителей и т. п.
В феврале 1929 года, когда Надежде Константиновне исполнилось 60 лет журнал «Крестьянка» не только поместил специальную статью о ней, но и опубликовал подборку писем из огромного их множества, пришедшего в редакцию.
Из деревни Давыдовская Тульской губернии пришло вот такое письмо: «Дорогая Надежда Константиновна! Тебе исполнилось 60 лет. Время унесло твою молодость: жизнь, полная борьбы и труда, унесла твое здоровье. Все свои силы и жизнь ты отдала на борьбу за улучшение жизни крестьянок. Мы делегатки, шлем тебе сердечный привет и желаем здоровья и сил. Мы делегатки, будем исполнять заветы нашего учителя и пойдем по твоей дороге».
С журналом «Крестьянка», как и с журналом «Работница», Надежда Константиновна была связана со дня их основания и до конца своей жизни, печаталась в них, знакомилась с их почтой.
Тематика ее выступлений в «Крестьянке» очень обширна. Если перелистать подшивку журнала за 1924 год, то сразу станет видно, как часто вела она с его страниц разговор с читательницами.
В феврале 1924 года в журнале было напечатано обращение «Товарищам-крестьянкам», написанное Надеждой Константиновной в трагические дни после смерти Владимира Ильича. В нем говорилось: «Товарищи-крестьянки! Поднимайтесь к сознательной жизни, учитесь перестраивать жизнь так, чтобы всем вам хорошо жилось, организуйтесь, сплачивайтесь около Красного знамени коммунизма!»
В одной из своих статей о Ленине Крупская подчеркивала, что он всегда мечтал писать для трудящихся, для простых рабочих и крестьян, писать ярко и откровенно, не сюсюкать, не замазывать трудностей. Писать доходчиво и образно, но, не подделываясь под простонародный говор. Именно таким был стиль самой Надежды Константиновны. Зная четыре иностранных языка, она почти не употребляла иностранных слов, не щеголяла эрудицией. Но крестьянок она призывала — постоянно, настойчиво — учиться, ликвидировать неграмотность: «Вооруженная знаниями колхозница-общественница, колхозница-ударница, колхозница-стахановка станет еще большей силой в деле строительства социализма, она полностью оправдает надежды, которые возлагались на нее Лениным... — это слова из обращения Надежды Константиновны к читательницам «Крестьянки» в день 8 Марта.
Трудно, даже просто перечислить проблемы, которых касалась Крупская в своих статьях. Тут и вопросы культурного строительства на селе, и раскрепощение женщин в национальных республиках, и воспитание подрастающего поколения. Отклики на статьи постоянно шли в редакции журналов, в Наркомпрос. в ее кремлевскую квартиру со всех концов страны. Надежда Константиновна даже подметила закономерность: «Подошла осень, и посыпались письма из деревни».
«Сердце Ильича билось горячей любовью ко всем трудящимся...» — говорила Н. К. Крупская. Этим же чувством билось и ее собственное сердце. Народные массы для нее — не отвлеченное понятие. Это и костромская крестьянка, со слезами радости на глазах показывающая Надежде Константиновне первые, самостоятельно написанные ею строчки: и молодая семейная пара, принесшая в фабричный клуб своего первенца на октябрины», вместо того, чтобы нести его крестить в-церковь: дети крестьянок, помещенные в только что построенные чистые светлые ясли... Таким живым, многообразным, бурлящим молодой энергией представал перед ней строящийся новый мир в стране революции — дело всей ее жизни.
Ежедневно получала Надежда Константиновна сотни писем со всех концов страны. Письма от взрослых и от детей, с фабрик и заводов, из колхозов и совхозов, письма счастливые и письма трагические...
Лежит 8 комнате Н. К. Крупской, в ее письменном столе, большой конверт с фотографиями, на которые даже сейчас, по прошествии стольких лет, больно смотреть. Прислали их из Средней Азии: прекрасные лица женщин, покрытые шрамами, следами жестоких побоев. Это расплата за то, что сняли они ненавистную паранджу. Как горевала над этими снимками Надежда Константиновна... Зато другие снимки ее обрадовали: на них было изображено, как идет заседание женсовета в осетинском ауле.
Часто выезжала Н. К. Крупская в разные области и города, выступала перед самыми различными аудиториями, встречалась со многими людьми.
Она едет в деревню, в Тверскую губернию (ныне Калининскую область) и оттуда пишет: «За десять дней, что я тут проживу, много повидаю и узнаю. В этом году, одним словом, получится у меня заправский отдых.
Тут, если бы взяться, много бы сделать можно. Как-то увлекательно очень.
И вот что еще. Последнее время такое настроение было — лежать бы только, а теперь опять куда-то застремилась. всюду захотелось идти, с людьми новыми быть, работать вовсю».
Она всю жизнь и работала. С людьми. И для людей.
Источник-журнал Крестьянка