Что происходит в детском саду

Надежда Алексеевна Харчевникова утверждает, что в конце ноября или в начале декабря 1985 года она привела своего сына Алешу из детского сада и стала снимать с него свитер. Мальчик вскрикнул от боли. Мать обнаружила у него на правом ухе ранку и стала расспрашивать, откуда та взялась. Алеша ничего вразумительного не сказал, и Надежда Алексеевна потребовала, чтобы, если еще кто-нибудь, когда тронет за уши, сын немедленно сообщил. Через пару недель, то есть уже точно в декабре, мальчик пожаловался, что его снова дергала за уши Даниловна. Нина Даниловна Алексеева, заведующая детским садом. Далее историю излагает отец ребенка Дмитрий Никифорович Харчевников. Цитирую его письмо в редакцию "Крестьянки»:

«Ребенок стал бояться ходить в садик. Я был вынужден, нарушая правила техники безопасности, брать сына на работу, и он спал в тракторе. Узнав о случившемся, мать моей жены Попаденко Лидия Емельяновна забрала внука к себе домой, боясь за его здоровье. Соседи, узнав о случившемся, посоветовали ей обратиться в милицию. Она написала заявление...»

Это заявление участковому инспектору младшему лейтенанту

С.Ф. Аверченко с просьбой дать направление на экспертизу написано 28 февраля 1986 года. Уже 3 марта Аверченко подает рапорт начальнику Новозыбковского ГРОВД И. Т. Михеенко. где докладывает: «В моем распоряжении находится заявление Л. Е. Попаденко. » На рапорте четкие руководящие резолюции: «Срочно проверить». «Для рассмотрения по существу», помеченные соответственно 7 и 13 марта, вторая резолюция адресована начальнику следственного отделения А. Я. Житницкому.

6 марта судмедэксперт В. П. Чурзин дал заключение № 59, выводы которого таковы: «Следы бывших рваных ранок... могли быть причинены в срок, указанный в постановлении, и возникли от растягивающего воздействия на ушные раковины».

Милиция передает материал в прокуратуру для возбуждения уголовного дела. Но почти сразу же получает его обратно. «Межрайпрокурор В. Н Пудов начальнику следственного отдела Новозыбковского ГРОВД капитану Житницкому А. Я. «Возвращаю вам для дальнейшей проверки как необоснованно направленный материал по факту причинения телесных повреждений малолетнему Харчевникову А. Д. Из материала абсолютно не усматривается, кроме доводов заявительницы, вина заведующей детсадом». Далее следует примечание: «Приложение на 7 листах». Дата — 4 марта 1986 года.

17 марта прокурор В. Н. Пудов получает заявление заведующей садом Н. Д. Алексеевой: «...Как можно дать такое заключение, если у ребенка болит ухо давно и у него диатез... Прошу наказать за ложный донос и оскорбление человеческого достоинства...» К этому документу приложены письменные мнения по поводу случившегося еще девяти работников детского сада.

Судмедэксперт В. П. Чурзин проводит дополнительную экспертизу: «На основании данных освидетельствования ребенка, изучения медицинских документов прихожу к следующим выводам: следы отпадания бывших корочек... могут быть следствием заживления как травматических повреждений, так и заболевания кожи — экссудативного диатеза, однако белесоватый рубец на нижней спайке правой ушной раковины может быть следствием заживления только рваной ранки. Механизм возникновения данной ранки описан в заключение № 59. Решить вопрос о том, как именно (при снятии свитера, при тянущем воздействии посторонней руки или самим потерпевшим), не представляется возможным, так как это не входит в компетенцию судмедэксперта. 28 марта 1986 г.».

На дальнейшую проверку уходят все оставшиеся до конца года месяцы. Папка с материалами невероятно разбухает, бумаги множатся, часто дублируют друг друга, но дело не трогается с места.

Материалы по поводу «малолетнего Харчевникова» успели побывать и в народном суде, и в товарищеском, и снова в народном, и опять в прокуратуре...

Когда я приехал в Новозыбков, в руках супругов Харчевниковых было письмо от 5 декабря 1986 года, где прокуратура сообщала, что их заявление направлено для проверки и принятия решения в Новозыбковский ГРОВД. а в папке с материалами — очередное послание межрайпрокурора начальнику ГРОВД с совсем уже плохо скрываемым раздражением: «Для проверки всех доводов, изложенных в жалобе Харчевникова и Алексеевой, в очередной раз возвращаю вам материал, направленный необоснованно ГРОВД в народный суд. Прошу тщательно исследовать все обстоятельства, а не заниматься пересылкой материала. Обязываю вас лично проконтролировать исполнение данного указания. По проверенному материалу должно быть принято решение об отказе в возбуждении либо о возбуждении уголовного дела, о чем давалось уже указание. Разрешенный материал прошу представить в прокуратуру для проверки в срок до 10 января 1987 года». Но ничего похожего на «разрешенный материал» не ожидалось.

Все работники правоохранительных учреждений обращали мое внимание на немыслимую сложность и запутанность дела. Заведующий роно В. П. Быков и инспектор Д. Ф. Мороз тоже разводили руками: «Вы же сами видите...»

А что я, собственно, видел? Видел сложности иного рода. Начнем с того, что мать Алеши Н. А. Харчевникова работает воспитательницей в том самом детском саду, куда ходит ее ребенок. И ее отношения с заведующей Н. Д. Алексеевой далеко не безмятежны. Тут необходимо упомянуть и об особенностях самого места действия. Филиал Всесоюзного научно-исследовательского института удобрений и агропочвоведения имени Д. Н. Прянишникова — это научный городок с населением около пятисот человек в нескольких километрах от Новозыбкова. Здесь своя школа, свой магазин, своя котельная, свой детский сад. Здесь все друг друга знают, и чаще всего не первый год. И за эти годы в отношениях накопилось разное. Накладывается еще и то, что в филиале строго определенное количество ставок. Работу в городке при большом желании найти, конечно, можно, но выбор ограничен: не попадешь сюда, вынужден идти туда. Должен на всем этом останавливаться только потому, что почти все мои расспросы самых разных людей о причинах тех или иных поступков сводились к выслушиванию историй о том, кто чье место хотел занять или кто как желал на своем удержаться и для того делал то-то и то-то. Я всех этих историй пересказывать, естественно, не буду. Секретарь парторганизации филиала В. П. Савенков выразил свое понимание ситуации так: «Тут, знаете, у каждого есть своя команда, похоже, как одни за «Спартак» болеют, другие — за «Динамо»... Я. Впрочем, не берусь утверждать, что ухо у ребенка само оторвалось, может, какой факт и был, только вот какой?..» И опять та же сакраментальная фраза: «Вы же видите, какое тут сложное и запутанное дело...»

Но речь-то идет не только о каких-то склоках между работником и его руководителем. Не просто о дрязгах в каком-то коллективе. Здесь дети. Маленькие дети. Это детский сад! Я все же позволю себе единственный на статью восклицательный знак при всей старательности придерживаться беспристрастного тона. Потому как за массой совершенно взрослых документов и совсем взрослых взаимоотношений, мне кажется, большинство вовлеченных в эту историю людей если не до конца, то в значительной степени подзабыли, что поставлено на карту. Не благополучие Н. Д. Алексеевой, не должность Н. А. Харчевниковой, не спокойствие определенных должностных лиц. А здоровье и возможность нормального воспитания маленьких детей. Но. может быть, весь наш пафос на пустом месте и в детском саду ровно ничего не происходит, а все дело только в спровоцированных родителями фантазиях Алеши Харчевникова? Да, показания пятилетнего ребенка большой юридической силы не имеют (что, кстати, является еще одной сложностью). А. собственно, говорил кто-нибудь с ребенком из специалистов по детской психологии? Ну, что вы, зачем же травмировать малыша такими разговорами? Хотя, может быть, единственный, кто мог бы, не травмируя, попытаться выяснить долю фантазии в детских речах, именно психолог. Пока же основным специалистом в данном вопросе должен считаться только участковый инспектор В. С. Рожков, который больше чем через год после происшествия получил «объяснение от Харчевникова Алеши», каковое дословно и записал: «Когда я раньше ходил в старый садик, то мне воспитательница Даниловна дергала за ухо, так как я баловался, но когда я уже ходил в новый садик и снова баловался, то Даниловна дергала меня за другое ухо и ставила возле себя меня, о чем я говорил своей маме». Но только ли одному Алеше свойственны фантазии? И только ли его родители имеют странную манеру предъявлять претензии работникам детского сада? Во время последнего летнего отдыха на даче один из детей, играя в футбол, сломал руку. Мать была в претензии за то, что недоглядели, но главное, за то, что ее вовремя не поставили в известность. Две другие матери пожаловались в роно. что их детей воспитательница (не Алексеева) запугивала, била за непослушание по ногам крапивой. Инспектор Д. Ф. Мороз: «Относительно несчастного случая мы меры приняли, а прочие факты не подтвердились». Каким же образом они не подтвердились? «Ну, воспитатели говорят, что этого не было, а маленькие дети, сами знаете, что могут нафантазировать...» Вот так. С самими детьми опять, естественно, никто не разговаривал, чтобы не травмировать.

Из всего сказанного, по моему мнению, достаточно явственно следуют три вывода. Что-то в детском саду филиала ВИУА происходит такое, чего не объяснить разыгравшейся фантазией одного ребенка и злонамеренностью его родителей. Происходящее, несомненно, влияет на нравственный климат не только взрослого, но и детского коллектива. И последнее — ни одна из инстанций, которые до сих пор происходящим занимались, не смогла не только решить вопроса, но даже внести в него хоть какую-то ясность.

А теперь, если мы со всем этим согласимся, то давайте попробуем на время отключиться от всех многочисленных «сложностей» и взглянуть на ситуацию, следуя пусть несколько наивной, но обыденной логике человека, не искушенного в премудростях бюрократии (употребляю это слово без негативного оттенка, буквально, как власть канцелярии).

Ситуация же с точки зрения элементарной логики такова: человек обращается к правоохранительным органам за справедливостью. Пишет бумаги во всевозможные инстанции, вплоть до прокуратуры республики. Ходит по кабинетам ответственных товарищей от роно до ГРОВД. Получает вежливые ответы, как письменные, так и устные. Накаляется сам и накаляет окружающую обстановку (выражения типа «вечные кляузы» и «осиное гнездо» о положении в детском саду принадлежат не мне, они из бесед с людьми, причастными к конфликту). Обратим внимание еще раз, что здесь фигурирует детский сад. то есть учреждение, требующее особо бережного подхода. Каков же реальный результат? За одиннадцать месяцев никто не принял никакого решения. Никто не только не принял никакого, но и через эти самые одиннадцать месяцев никто совершенно не представлял, какое и когда можно принять.

И ведь милиция, суд и прокуратура не бездействовали, и все прочие инстанции не отмахивались — откликались. Все работают. Более того, работают необыкновенно активно. Из «материалов по факту», которые так скромно начинались «приложением на 7 листах», я в конце концов выписал 35 только самых основных документов. Выходит, функционирует аппарат. Движение как будто происходит, только напоминает оно движение огромного автомобиля, прочно засевшего в луже и при этом продолжающего с неистребимым упорством вращать колесами.

Да, логика моя может показаться наивной. Для тех работников мощнейшего правоохранительного аппарата, которые снова начнут говорить о «слишком больших сложностях в этом деле». Но тогда давайте зададимся вопросом: а для чего вообще существует этот самый аппарат? Для его мудрых работников или для того самого человека с наивной логикой, который хочет добиться решения своего вопроса и никоим образом не может это сделать?

Разные заинтересованные лица спрашивали меня в Новозыбкове одними и теми же словами: «Ну и какое у вас сложилось собственное мнение по этому делу?» Совершенно определенно я имел право высказать (и повторю его сейчас) только одно мнение: вопрос этот должен был решить суд еще в июне прошлого года. По двум причинам. Во-первых, с тех пор не было выяснено никаких новых фактов. И во-вторых, только решение суда окажется достаточно авторитетным для обеих сторон, любое другое станет поводом для усугубления конфликтов и увеличения потока жалоб. Осмеливаюсь все это так конкретно сформулировать только потому, что судьи имеют полную возможность на мое мнение не обратить никакого внимания, так как они «независимы и подчиняются только закону».

Но вот вывод не по поводу «этого дела», а по поводу отношения к нему, мне кажется, предельно очевиден. Никто из обязанных разобраться попросту не пожелал, взять на себя личную ответственность, за какое бы то ни было решение. И в результате получилась не работа, а пресловутая волокита — вещь не только бесполезная, но и откровенно вредная и для всего общества в целом, и для каждого человека в отдельности.

Пока уголовное дело не возбуждено и даже неизвестно, будет ли. Но все же берусь утверждать, что, бесспорно, потерпевшие во всей этой истории имеются. К ним я причисляю и вас, и себя. Каждого человека, который уверен, что существует надежная система охраны его прав. И каждого, кто, сталкиваясь с подобными ситуациями, может в этой надежности усомниться.