Белогорка - усадьба купцов Елисеевых

За два имперских столетия Петербургская губерния, она же земля Ижорская, превратилась в усадебно-парковый рай. К 1917 году в губернии насчитывалось более двух тысяч помещичьих усадеб. До наших дней сохранилось около 50. Впрочем, «сохранилось» — не совсем подходящее слово. Три четверти «сохранившихся» стоят в руинах, а если и переходят в частные руки, то, как правило, окружаются глухими оградами, и что там дальше с ними происходит — неведомо.

В часе езды от Петербурга на берегу реки Оредеж расположена усадьба Белогорка. В конце XIX века это старинное дворянское имение приобрел Александр Григорьевич Елисеев, представитель знаменитого купеческого рода, владевшего магазинами, домами и складами в Петербурге и в Москве. Правда, из отцовско-дедовского дела он к тому времени уже вышел, но денег имел достаточно. Купленное имение он отдал в приданое за дочерью, когда она, овдовев, решила вторично выйти замуж. На месте старого барского дома началось строительство нового — с купеческим размахом и с аристократическим архитектурным вкусом.

Елисеевы вообще знали толк в современной архитектуре. Об одной из самых смелых построек Петербурга эпохи модерна — о доме Торгового товарищества братьев Елисеевых на Невском проспекте — речь пойдет дальше. Александр Григорьевич заказал проект дома в Белогорке Владимиру Тавлинову — «гражданскому инженеру», как тогда называли строителей, имевших техническое, а не академическое образование. Неожиданный выбор (ведь Елисеев мог нанять самого знаменитого, самого дорогого архитектора) объясняется просто: Тавлинов был хорошо знаком с другом семьи Елисеевых Степаном Овсянниковым, тоже из могучего купеческого рода. Семейную усадьбу должен строить семейный архитектор.

И надо признать: безвестному Тавлинову удалось прекрасно справиться с поставленной задачей. Дом в Белогорке соединяет в себе трудносовместимые качества. Он богат, даже роскошен — но при этом одет в одежду безукоризненного вкуса. Он сложен и прост, причудлив и строг. Он, конечно, дворец, но в то же время он — милый, обаятельный загородный дом, удобный для житья и отдыха. Он и смотрится с разных сторон совершенно по-разному — настолько, что, если взглянуть на фотографии его фасадов, трудно поверить, что они принадлежат одному и тому же зданию.

Парадный фасад выдержан в духе раннего петербургского модерна. Прямые, ровные плоскости стен облицованы грубообработанным («рваным») камнем и поливной плиткой — кабанчиком, прорезаны оконными проемами разной ширины и формы, оттенены круглыми и гранеными формами эркеров и башен. Все это респектабельно, даже торжественно. Другой фасад, обращенный к Оредежу, одет в романтические одежды чуть-чуть средневекового покроя. Скошенные углы, выступающие и вдвинутые вглубь объемы создают энергичный ритм, который усиливает разно высотность верха: тут пониже, тут повыше, тут — лестница дымовых труб. Все вместе смотрится парадоксально, неожиданно, увлекательно.

Лет пятнадцать назад дом в Белогорке, брошенный всеми, горел. После этого много было сказано о необходимости спасения гибнущего памятника. Но на момент написания этой книги дело с места не сдвинулось.