История одной операции.
История эта, горькая и светлая, не оставила равнодушным никого из тех, кто был ее участником или узнал о ней из сообщения по телевидению, от других людей. И посыпались письма: «Расскажите подробнее...».
История эта удивительна своей исключительностью и обычностью одновременно. И это не игра слов — просто она, как любая экстремальная ситуация, внезапно и широко распахнула характер людей, воспитанных нашим обществом, открыв их лучшие качества — щедрость души, готовность помочь человеку, вовсе тебе незнакомому...
Это рассказ о том, как десятки людей спасали попавшую в беду дочь литовских крестьян.
Колхоз. Вадактей. Вечер.
Он был теплым и безмятежным, тот тихий июньский вечер. И ничто не предвещало трагедии, страшной и нелепой своей неожиданностью. Механизатор Витаут Парасавичус косил траву. И вся семья была рядом — жена Вита, сын Эшдиюс и девочки-двойняшки Раса и Аушра. Дети играли. В высоком бурьяне они устроили себе «дом», потом надоело, Эшдиюс и Аушра убежали, Раса осталась под зеленым шатром. Трактор быстро шел по лугу, оставляя за собой широкую полосу скошенной травы...
Первой спохватилась Вита: мать увидела, что дочери нет на лугу. Механизатор на «Беларуси» не мог слышать Расу, если бы девчушка даже и вскрикнула. Мать бросилась туда, где только что играли дети, и стала первым свидетелем несчастья: ее дочери косилкой отрезало обе ноги выше голеностопного сустава...
— И все-таки мать держалась молодцом — говорили мне потом врачи — Она повела себя удивительно мужественно, так будто прослушала курс военно-полевой хирургии...
Нет, Вита, конечно, не училась в медицинском. Сработал материнский инстинкт: поясом от своего платья она, как жгутом, стянула ноги Расы и, прижав дочь к груди, побежала домой.
Парасдвичусы проработали к тому времени в колхозе немного, лет пять, большинство сельчан и не знали их близко. Но каждый из людей, услышав о несчастье, наперебой предлагал свою помощь. Кто-то вспомнил о передаче по телевизору, в которой врач рассказывал о мастерстве хирургов. Сейчас они способны пришить палец, кисть и даже всю руку или ногу... Огонек надежды вскинул Виту, и она послала Витаута обратно на луг...
На машине председателя колхоза В. Блотниса они поехали в районную больницу Радвилишкиса.
Радвилишкис. Вечер.
Здесь их встретил дежурный по хирургическому отделению Раймундас Аганаускас. С медсестрой Бируте Минкевичюте они вывели Расу из шока, сделали все для того, чтобы облегчить ее страдания. И сделали все по правилам: обложили льдом ноги, упаковали их в полиэтиленовый пакет. Но большее было им не под силу: сшить тончайшие сосуды, восстановить нервные окончания, ткани, сухожилия мог только опытный микрохирург. И Аганаускас, не теряя времени, принялся звонить в Вильнюс.
Вильнюс. Вечер.
В одиннадцать часов трубку снял доктор Мечиславас Виткус, организатор республиканского центра микрохирургии. Ответил спокойно:
— Потерпите еще немного, перезвоню...
В Радвилишкисе не знали, что центр не мог принять девочку: операционные были заняты. А ювелирная, кропотливая работа микрохирургов требует времени. Бывает, по десять—пятнадцать часов трудятся бригады, сменяя друг друга. «Куда же отправить девочку? — размышлял Виткус — В Москву? В Ригу?..» И снова начались телефонные звонки. Откликнулась Москва: «Ждем, но не позднее шести утра». Однако последний резервный самолет из Вильнюса в столицу ушел в рейс. На какое- то мгновение ситуация показалась Виткусу безнадежной.
В Радвилишкисе терпеливо ждали ответа.
Немного забегая вперед, замечу: поражает в этой истории, что среди ее участников не нашлось ни одного равнодушного. Не оказалось тех, кто беспомощно разводил руками, ссылался на «инструкцию» или просто пал духом. Виткус, профессионал высокого класса и человек дела, немедленно заказал Ригу, диспетчерскую Латвийского управления гражданской авиации. Диспетчер И. Василенко заверил хирурга:
— Сделаем все, что от нас зависит.
Рига. Ночь.
Телефонный звонок разбудил первого заместителя начальника управления Е. Колтушкина в половине второго. Тут же, из дому, он распорядился готовить к вылету резервную машину «Ту-134». Рейс предстоял нелегкий — ночь, чужой аэродром, сложные метеоусловия. Опять-таки по инструкции командир экипажа имел полное право отказаться от полета. Не случайно начальник управления В. Бизюков напомнил диспетчеру: «Передайте летчикам мою личную просьбу: в Шяуляй надо вылететь как можно скорее...»
Обычно предполетная подготовка занимает не меньше часа. Готовность самолета зависит от техников, механиков и, конечно, экипажа. В ту июньскую ночь люди подготовили машину к рейсу вдвое быстрее. И в два часа тридцать шесть минут ночи лайнер, ведомый экипажем в составе командира Ю. Сурикова, второго пилота А. Лобанова, штурмана Э. Кайтукова и бортмеханика Г. Зинурова, взял курс на Шяуляй.
Через двадцать минут, как только подали к борту трап, в салон внесли носилки. На них лежала девочка с обескровленным лицом и широко распахнутыми, ничего не понимающими глазами. Мать Расы, доктор Аганаускас и медсестра Минкевичюте сопровождали девочку в Москву, ни на минуту не оставляя ее: ведь в дороге могло случиться всякое. Не прошло и двадцати минут, как самолет снова был в воздухе, он держал путь в Шереметьево...
Давайте отвлечемся, читатель, на минуту от тревожных событий той июньской ночи. И задумаемся вот над чем. Представим себе, что несчастье произошло не в социалистической стране, не у нас, где считается нормой, когда по просьбе врачей сразу сотни человек готовы безвозмездно дать свою кровь, кожу умирающему…
Представим себе, что Раса живет в стране капиталистической, где за лечение надо расплачиваться марками, долларами, фунтами стерлингов... Мыслимо ли, чтобы буржуазная авиакомпания отправила тяжелый лайнер в экстренный полет только лишь ради того, чтобы спасти жизнь крестьянской девочке? Пожалуй, разве что дочке миллионера? Но потом родителям был бы предъявлен тщательно выверенный счет...
Но вернемся, однако, к нашей истории.
Москва. Ночь.
В то время как «Ту-134» преодолевал воздушный путь от Шяуляя до Москвы, Мечиславас Виткус не отходил от телефона.
Той же ночью телефонный зуммер междугородной разбудил сотрудника Всесоюзного научного центра хирургии Академии медицинских наук СССР Рамази Отаровича Датиашвили, «Говорит Виткус из Литвы» — представился Мечиславас. И поведал коллеге о несчастье с Расой. Закончив разговор с Виткусом. Датиашвили тотчас позвонил руководителю ВНЦХ доктору медицинских наук В. С. Крылову и получил «добро» на операцию. «Если, конечно, она будет еще возможна к тому времени, когда девочку привезут в Москву» — сказал Крылов.
Первый вопрос — где оперировать. В 51-й больнице, где работали микрохирурги, нельзя: там тоже шла операция. К тому же «взрослая» клиника не располагала специалистами, которые могли бы дать наркоз ребенку и вести его долгие часы. В больнице имени Н. Ф. Филатова есть опытнейшие анестезиологи, но... Группа микрохирургов создана там сравнительно недавно, опыта столь сложных и экстренных операций у врачей еще нет. Датиашвили обратился за помощью к главному анестезиологу страны А. Бунатяну.
После беспрестанных телефонных звонков было решено везти девочку в филатовскую больницу. Оперировать будет он. Датиашвили. А ассистировать?
Рамази Отарович вспомнил о Я. Бранде, враче 51-й больницы. Снова крутнул диск. Яков Вениаминович без лишних слов стал собираться.
А в другом конце Москвы сидела над конспектами операционная сестра Елена Антонюк. Зазвонил телефон.
— Лена, извини, это Рамази... — Кратко объяснил ситуацию — Понимаю, ты не обязана. Просто прошу...
Антонюк прервала Датиашвили на полуслове:
— О чем ты. Рамази? Жду машину...
Москва. Утро.
Часы показывали половину пятого, когда Рамази Отарович подготовился к операции и нетерпеливо ждал пациентку. О чем он думал в тот момент? Конечно, он никогда не видел Расу, но уже был, как бы связан с ней невидимой нитью, сплетенной из чисто профессионального интереса, присущего каждому хирургу перед сложной операцией, и щемящей жалости к девчушке, жизнь которой, по-видимому, висела на волоске. А волнение — оно осталось в ушедшей ночи, ночи телефонных звонков.
Молодой хирург Датиашвили оказался перед сложным выбором: класть девочку на стол или отказаться от операции. Риск был большой, и некоторые коллеги советовали ему даже не оперировать Расу. Перестраховка? Нет! Как специалист, Рамази Отарович прекрасно понимал, что можно с филигранной точностью, скажем, пришить отрезанную руку и... погубить пациента. Через некоторое время в отторгнутой от организма части тела начинают накапливаться продукты распада. После реплантации они могут просто отравить организм. Настоящие чудеса научились творить хирурги за последние годы. Научились сшивать под микроскопом тончайшие структуры, применяя при этом нить в два-три раза тоньше человеческого волоса. Но им еще не под силу победить время.
Неумолимый закон микрохирургии: чем короче интервал от травмы до операции, тем больше шансов на успех. Отрезанный палец может выдержать сутки отторжения, рука выше кисти — шесть часов. И все это при непременном условии, что они хранились на холоде, при температуре тающего льда. Закончится срок — приживление становится весьма проблематичным, а сама операция — просто опасной. В случае с Расой после травмы прошло почти полсуток...
В половине шестого Датиашвили увидел, наконец, девчушку, которая вертела головой, хлопала глазами, не понимая, куда и зачем ее так долго везли. Но Рамази Отарович уже сделал выбор. Он подошел к матери Расы.
— Необходимо предупредить вас — сказал ей строго и спокойно — операция связана с большим риском. Исход может быть смертельным. Решайте...
И тогда выбор встал перед Витой. Выбор редкий по своей драматичности: без ног ребенок, конечно, выживет, но вероятно может и умереть уже с пришитыми ступнями. Вита помолчала, опустив голову. Потом тихо спросила:
— Вы-то сами верите, доктор?
— Я верю. Но вера не исключает риска.
Москва. День.
Операция по реплантации началась Время шло, но Датиашвили приходилось «поспешать не торопясь». В теплых тканях окислительные процессы идут быстрее. Хирургу пришлось сшивать сосуды и нервы в течение почти девяти часов. «Я не могу сказать — заметил потом Рамази Отарович — что подобная операция сделана впервые в мире. Но мои коллеги-микрохирурги, по их утверждению, в специальной литературе такого не встречали».
Операция закончилась, но резкая боль в пояснице перегнула его пополам. Девять часов у операционного стола дали себя знать...
Кто-то из филатовцев поставил перед ним стакан чаю, кто-то принес припасенные на дежурство бутерброды. Есть не хотелось. Хотелось спать. Но Датиашвили еще несколько часов провел в клинике, хоть и понимал, что самое страшное позади. Эти неимоверно долгие сутки закончились для него лишь к полуночи, когда он вернулся домой...
Потом он будет ежедневно ездить в филатовскую больницу на перевязку. Будет пытаться говорить с девочкой из Литвы, которой нет еще и четырех лет и которая по-русски не говорит, а он знает два-три литовских слова. Он привезет Расе игрушки, которые жена хранила с детства, и станет показывать, как бегают по стене «зайчики», отброшенные никелированной поверхностью скальпеля.
Когда этот номер «Крестьянки» верстался, мы позвонили Датиашвили.
— Успешная операция — это только половина дела, только начало — сказал Рамази Отарович — Раса чувствует себя хорошо, но требуется время, чтобы ее ноги вновь обрели чувствительность. А потом начнем учить ее ходить...
И мы уверены в том, что маленькая Раса, которая не так уж давно научилась ходить первый раз в жизни, обретет это умение во второй раз. И будет еще очень много шагов по земле, и когда-нибудь, став взрослой, Раса узнает, чего стоили эти шаги ее спасителям.
Ибо этими шагами она обязана многим и многим людям, проявившим к ней горячее свое участие. И, будем надеяться, навсегда запомнит имена своих земляков — Раймундаса Аганаускаса и Мечиславаса Виткуса. имена летчиков из Риги, московских врачей — всех тех людей, кто принимал участие в ее спасении. И, конечно, особо — имя Рамази Отаровича Датиашвили.
Советский народ... Люди более ста национальностей... И если случается беда, они протягивают друг другу руку. Как принято у родных.
