ЛЮБОВЬ по ЛЕНД-ЛИЗУ
И в заключение этой части вот вам еще одна тема, которая долгое время оставалась тайной за семью печатями. Даже сегодня военные историки вспоминают о ней очень неохотно—уж слишком неприглядно выглядят советские власти в данном контексте.
Плотину в какой-то мере прорвало в 1995 году, когда на 50-летие Победы в Архангельск прилетели английские ветераны, члены «Русского конвойного клуба» — те, кто уцелел после проводки союзнических конвоев.
Вспомним, что первый караван союзников под кодовым названием «Дервиш» прибыл в Архангельск 31 августа 1941 года. Каждый английский конвой доставлял в Советский Союз до трехсот единиц одних только танков «Валентайн» и «Матильда». Всего же из Великобритании в СССР, по подсчетам союзников, за годы войны было завезено 5218 танков, 7411 самолетов, 4932 противотанковых орудия, 14 тральщиков, 9 торпедных катеров и 4 подводные лодки.
Технику требовалось не только разгрузить, но и собрать, проверить работу всех механизмов, проконсультировать, а когда надо было и обучить русских специалистов.
По воспоминаниям очевидцев, к 1943 году Архангельск был буквально наводнен иностранцами. В городе открылась Британская военно-морская миссия. А чтобы морякам по вечерам было где провести время, в Архангельске, Молотовске (ныне Северодвинск) и Мурманске открыли интерклубы.
Бравых моряков, конечноже, не могли не заметить местные девчонки. Англичане были галантными кавалерами. Одаривали подарками. Превосходно танцевали. Многие девушки почитали за счастье получить приглашение на танцы или на демонстрацию зарубежного фильма. Но за связи с иностранцами в те годы следовала суровая расплату. Вот вам лишь одна история такого интернационального знакомства, раскопанная журналисткой Ольгой Голубцовой:
Телеграфист Британской военно-морской миссии Эрик Кемпбелл имел самые серьезные намеренна жениться на библиотекаре Архангельского мединститута Леночке Ивановой. Однако такие браки не поощрялись правительствами обеих стран. Лишь когда у молодых 1944 году родился сын Эдик, в ЗАГСе его зарегистрировали на фамилию отца, в метрике так и записали — Эдуард Эрикович Кемпбелл.
А вскоре старшего Кемпбелла перевели на другое место службы. Так часто случалось, когда вышестоящие военные чиновники узнавали о взаимоотношениях своих подчиненных с русскими девушками. Последнее письмо от него Леночка получила с Бермудских островов. И ей остались лишь воспоминания о том, каким был Эрик.
Дворянин, представитель высшей аристократии, щедрый и обходительный, остроумный и культурный. Помогал Елене, студентке-заочнице института иностранных языков, справляться с заданиями по английскому. Интересовался, сколько факультетов, студентов на курсе, какая плата за учебу в вузе. Он рассказал Елене, что караваны по ленд-лизу обозначаются литерами PQ не просто так это инициалы глубоко засекреченного человека из Лондона, который круглосуточно по рации руководит продвижением судов в Арктике. Она тоже выдала ему многие «военные тайны»: что квартплата за восемнадцатиметровую комнатушку 17 рублей в месяц, Что в роддоме рожают бесплатно, что норма хлеба от 500 до 800 граммов для взрослого, а на ребенка 150—350 граммов. Эрик возмущался советскими порядками, регулярно поставлял Лене десятикилограммовые баулы с пропитанием и даже дал как-то 800 рублей. Девушка поделилась радостью с подружкой Тамарой. А та тут же «настучала куда надо»...
Елену арестовали 13 октября 1946 года прямо в библиотеке, где она работала. Мама ее, Марфа Ильинична, потом рассказывала, что Эдик, которому в то время и трех лет не было, весь вечер стоял на коленях, держа ручонками портрет Сталина, и плакал: «Дедушка Йося, зачем ты мою маму забрал?»
А маме предъявили обвинение по 58-й статье: пункт 1а — шпионаж, пункт 6 — террор и пункт г— антисоветские разговоры. С работы прислали характеристику: «Позволяла себе опаздывать. Была временами груба и дерзка. Политически безграмотна. Но благодаря замечаниям в последнее время изменилась к лучшему, вступила в политкружок».
На первых допросах Елена виновной себя не признала: «В шпионской связи с английскими разведчиками я не состояла и никакой работы в их пользу не проводила». Добрый следователь не бил, а только истязал многочасовыми ночными допросами. Девушка не сдавалась, даже пришлось продлить срок следствия.
Наконец, Елена не выдержала, «раскололась»: «Я сообщила Эрику сведения, имеющие важное значение, информировала его о политической и хозяйственной жизни, нелегально распространяла слухи о том, что Север будет передан в аренду англичанам на 20 лет».
Слухи о такой «аренде» родились не на пустом месте — этот вопрос обсуждался однажды в телефонном разговоре между Сталиным и Черчиллем и слухи просочились в народ.
Так в деле наступил перелом. Последовали очные ставки. Показания двенадцати свидетельниц, выгораживающих Лену Иванову, аккуратно подшиты в томик «Дела № 29185» — 230 листов протоколов, постановлений и справок. И только Тамара, тринадцатая по счету, докладывала: «Она имела подарки: платья, туфли, продукты, деньги».
В конце января состоялся военный трибунал, на котором Елена призналась: «Я всегда откровенно отвечала на вопросы Эрика, не понимая, что связь с ним — преступна»...
Ей дали десять лет. Личную переписку, конверты с адресами сожгли. На пересылку отправили лаконичную врачебную справку: «К физическому труду годна. Диагноз: хронический гепатит, невроз сердца». Никакие апелляции не помогли. Осужденную вместе с другими зэками, окружив конвоем с собаками, повели на пристань Северной Двины и на пароходе переправили в пересыльную тюрьму.
Лене досталось место на верхних нарах. Прогулка — 20 минут. Жидкая баланда — раз в день, политическим в последнюю очередь. Потом отправили в Молотовск. Там работала на стройке: грузила кирпичи в «люльку» — адский труд!
Лишь иногда она получала день «кантовки», когда посылали в швейную мастерскую обрезать пуговицы с потрепанных пальто. В глазах рябило от сотен этих пуговиц!
А потом, когда в Ягринлаге сформировался этап политссыльных в 10 тысяч человек, всех их вместе с Еленой отправили в Тайшет, где был лагерь для «спецконтингента особо опасных преступников». Она уже весила 35 килограммов, но ее заставляли таскать на себе, мешки по полцентнера весом. Загнали в каменный карьер, потом на лесоповал. В тайге не услышала тревожное «Поберегись!» — и сосна рохнулась прямо на голову. Барабанная перепонка лопнула, осталось 50 % слуха, но никого не волновали чужие болячки. Выжить помогала только мысль о ребенке.
А тем «на воле» было немногим лучше. Все знакомые отвернулись от семьи «врага народа», и так было долгие восемь лет. После «холодного лета 53-го» ее полуграмотная мама Марфа Ильинична стала рассылать ходатайства о помиловании: «У дочери — больная печень, инвалидность третьей группы. Живем с мальчиком на мою пенсию 201 рубль. Меня разбил паралич. Эдик хорошо учится, но я не имею возможности создать ему условия для учебы. Испытываем страшную нужду, часто в доме нечего кушать».
Елена и сама проявила активность — отправила просьбу о помиловании Клименту Ворошилову: «По легкомыслию я позволила зарегистрировать ребенка на нерусскую фамилию и не понимала, что переписка с Кемпбеллом является нелегальной, карается законом. За это я отсидела уже восемь с половиной лет Прошу пересмотреть сроки моего наказания. От вашего решения зависит счастье моей маленькой семьи». И дело-таки сдвинулось с мертвой точки. От заместителя генпрокурора Рычкова в Военную коллегию Верховного Суда пришел протест:
«При наличии имеющихся в деле данных у суда не было достаточных оснований для признания Ивановой виновной в измене Родине, поэтому приговор подлежит отмене, а дело — прекращению».
Следом было определение Верховного Суда: «Приговор военного трибунала от 28.01.47 г. отменить. Дело прекратить за отсутствием состава преступления»...
Так после девяти лет лагерей «шпионка и террористка» была реабилитирована. Вернулась домой больной и разбитой. В библиотеке мединститута приняли с распростертыми объятиями, но зарплату дали совсем мизерную. Ребенку, имеющему отца-капиталиста, помощи от советского государства не полагалось. В надежде получить как мать-одиночка пособие на сына, Елена принялась было хлопотать о лишении Эрика Кемпбелла отцовства через Министерство иностранных дел. Это оказалось долгой и непростой затеей, ведь в Англии не принято отказываться от детей. Эпопея завершилась получением из посольства Великобритании важного документа — заявления, сделанного господином Кемпбеллом: «Торжественно и искренне заявляю под присягой следующее: я являюсь отцом Эдварда Эриковича, рожденного Е.И. Ивановой в Архангельске 19.01.1944 г., и отрекаюсь от всех своих отцовских прав на названного ребенка в дальнейшем. Графство Ланкастер. Манчестер. 15.08.59 г.».
Окольными путями до Лены дошли слухи о том, что Эрик серьезно обиделся за нанесенное оскорбление и несмываемый позор. Ведь он ничего не понимал в советских законах и политических установках, не знал про ее ГУЛАГ.
Сама Лена так и не вышла замуж. Не до этого было, все силы и время уходили на заботы о куске хлеба для сына и для себя. Когда Эдик умер в 50 лет от инфаркта, проработав всю жизнь чернорабочим на лесозаводе, Елена Ивановна решила сообщить отцу о смерти сына. Но письмо вернулось из Манчестера с отметкой: «Адресат выбыл».
...Такова лишь одна из поломанных жизней. Судьбы других интер-девушек были еще трагичнее. По Архангельску с Мурманском до сих пор ходят слухи о баржах, на которые в конце войны были посажены девочки из интерклубов. Баржи эти якобы вышли из портов в открытое море. Но назад вернулись одни лишь буксиры...
