Экспедиция особого назначения
Мы уже вспоминали о первом сквозном переходе по Северному морскому пути за одну навигацию на ледокольном пароходе «Сибиряков» в 1932 году. Потеряв во льдах гребной винт, на самодельных парусах, экипаж судна все же смог пробиться из Чукотского моря в Тихий океан, где был взят на буксир и доставлен в порт Иокагамы (Япония) для ремонта.
Вторая неудачная попытка пройти тем же путем в 1933 году, как уже говорилось, связана с пароходами «Челюскин» и «Пижма». Теперь, похоже, самое время поговорить о третьем сквозном переходе с запада на восток целого каравана в 1936 году. Эта секретная экспедиция не освещалась в СМИ и значилась в служебных документах под грифом ЭОН-3 — «Экспедиция Особого Назначения № 3».
Дело в том, что задачей секретного похода была переброска на Дальний Восток двух эсминцев «Сталин» и «Войков» для пополнения создаваемого Тихоокеанского флота. Начав свой путь на Балтике, до Белого моря корабли добрались по Беломорско-Балтийскому каналу.
В Сороке (ныне г. Беломорск) был сформирован караван. Вместе с военными кораблями шли транспорты для снабжения северных областей России всем необходимым для зимовки.
Для маскировки на военных кораблях были закрашены названия, спасательные круги были перевернуты надписями к борту, на корпуса навешана дополнительная защита ото льдов. Всего в походе участвовало 14 кораблей, а всей экспедицией опять таки руководил О.Ю. Шмидт, в то время возглавлявший Главсевморпуть. Военных возглавил командующий Тихоокеанским флотом М.В. Викторов. Кадровый офицер русского флота, он верой и правдой служил отечеству. Он был расстрелян в 1938 году, а затем посмертно реабилитирован в 1956-м.
По причине секретности в архивах почти не осталось материалов о ходе этой экспедиции. Но сохранились дневники кинооператора Марка Трояновского, который не только снял документальный фильм о походе, но и описал некоторые его моменты. Впервые его дневник был опубликован в сборнике «Я хотел написать книгу», выпущенном издательством «Искусство» в 1972 году, а затем переизданном в 2004 году.
По причине секретности в дневнике нет названий военных кораблей — лишь их номера, не указаны и имена их капитанов. Ныне, конечно, уже можно указать, что эсминец «Сталин» шел под № 47 и под командованием С.Г. Кучерова и П.Г. Миловзорова. «Войков» имел № 48 и капитана Обухова.
Был учтен опыт предыдущих походов, и караван сопровождали ледоколы «Литке» (капитан Ю.К. Хлебников), «Ермак» (В.И. Воронин), «Ленин» (предшественник знаменитого атомохода) и «Красин».
В состав каравана входили ледокольный пароход «Садко», танкеры «Анадырь» и «Майкоп», транспорт «Лок-Батан», а также другие суда. Кроме экипажей, на борту имелись и ученые. В проводке судов во льдах участвовала также полярная авиация. И все же, несмотря на такую предусмотрительность, без сюрпризов в походе не обошлось. 1 августа 1936 года Трояновский записывает в своем дневнике:
«...Уже с 30-го начинаются сюрпризы. У нас портится рулевая машина. Идем на ручном руле, потом отказывает и он. Болтает отчаянно, хотя море и спокойное (не более четырех баллов). ...Где-то гудит “Литке”. Вот он неожиданно выплыл из тумана. Буксир дали. Пошли, он лопается, и мы снова маневрируем».
Ко 2 августа аварию устранили, встали на якорь в районе Маточкиного Шара (Новая Земля). Здесь караван собрался полностью и отправился дальше.
6 августа 1936 года Трояновский отмечает: «На рассвете пришли в Диксон и отправились на берег. Грандиозное зрелище: на рейде 18 кораблей. Почти все наши, новые, красивые. Осмотрели Диксон, угольную гавань, новый Диксон, старый Диксон. Как все выросло! Не узнать с 1932 года». Далее транспорты и танкеры отправились своим путем, сопровождаемые ледоколами, а остальные застопорились. 15 августа 1936 года Трояновский записывает:
«Дела наши, мягко выражаясь, неважны. Сегодня уже третья неделя пути, а мы только и делаем, что рыщем в южной части Карского моря в поисках подходов к мысу Челюскин. ...Утром развернулась безотрадная картина — лед, лед и лед. ...На горизонте появились силуэты судов. Это караван “Ермака”, он тоже безрезультатно бродит во льдах, сжигая уголь. Тревожно положение с углем и у нас... Неужели наш поход ждет неудача?!»
И снова проявляет, как и в челюскинской экспедиции, свою настырность Шмидт. «Отто Юльевич решил во что бы то ни стало форсировать наш поход, — отмечает Трояновский 1 сентября 1936 года. — Вызывается ледокол “Ленин”, и мы должны идти напролом к островам “Известий” и дальше на восток... Жутко медленно продирается наш караван...
Капитаны всех судов валятся от усталости, не спали по трое суток. “Литке” бьется, подтаскивая отставшие суда. События начинают нарастать. Отто Юльевич решил принимать все меры. Из каравана “Ермака” вызывается “Садко”. Он отдает “Литке” весь уголь и забирает “Майкоп”, который перекачает всю свою нефть куда только можно, на “Анадырь”, а может быть и “Литке”.
Ночь не спим, слушаем Москву, где идут процессы... (Трояновский имеет в виду судебные процессы над “врагами народа”. Как видите, эхо их докатывалось и до Арктики.) “Садко” пришел. С “Майкопа” потянулись шланги. Побежала по ним нефть, и “Майкоп” начал быстро вылезать опустошенным корпусом. Начались работы по бункеровке. Круглые сутки работают под водой водолазы. Затягивают швы и раны, полученные в первых схватках со льдами. Снимаю водолазные работы. Что-то в Арктике льду стало значительно больше, чем в 1932 году.... Перешел на “Литке”...»
Дальше дела в экспедиции пошли не лучше. 2 сентября 1936 года Трояновский пишет: «На горизонте вода. Вторые сутки идем на нее, не идем, а ползем... К нам подошел “Ермак”. Он идет за углем. Узнаем, что у него ни много ни мало не хватает всего левого винта и лопасти на среднем. Вот это история!»
На следующий день дела пошли немного лучше: «Мы идем полным ходом на ост. За нами “Анадырь”, два корабля и два бота, которые, оторвавшись от каравана “Ермака”, пробились к берегу. Поднимался, но неудачно, наш самолет. Он сделал один круг, и у него скис мотор.
А мы идем. Целые ночи провожу на мостике. Встречаем зори потрясающих красок. Розовый купол из отблесков восходящего солнца делает картину неописуемой. Идем шхерами. Преодолеваем препятствия, садимся на мель, но все-таки идем. Вечером в тумане останавливаемся. Ничего не видно. Много льда»...
В общем, счастье длилось недолго. На следующий день вслед за туманом навалились и льды. «Корабли, стоявшие борт о борт, сразу же почувствовали всю невыгодность своего положения. Разойтись у них уже не было возможности. Их начало сжимать, наваливать друг на друга.
Не помогли никакие кранцы... Корабли врезались в борта друг друга. Начали гнуться стойки, трещать перила.
“Литке”, стоящий поодаль, быстро поднял пары и успел отскочить. Отделался легко, только утопил свой ледовый якорь. Воспользовавшись свободой, он начал громить напиравшие льды и выручил стоявшие, беспомощно зажатые корабли... Когда совсем рассвело, то картина открылась безотрадная. Насколько хватало глаза — кругом сплоченный лед»...
6 сентября суда вместе со льдами потащило на восток. Двигались вперед кормой, но такую мелочь уже не обращали внимания. Радовались, что до мыса Челюскин, заветной точки перевала, осталось двадцать с чем-то миль.
Однако, «часам к четырем дня льдины снова начали дыбиться. “Литке” поднял пар и опять пошел в атаку, дробя поле, чтобы его размельчить и ослабить нажим. Один угол льдины особенно упорно лез на борт одного из кораблей. Появилась реальная угроза повторения истории с “Челюскиным”. Пустили в ход тротил и рядом взрывов и ручной обколкой ликвидировали опасность»...
Далее корабли протащило мимо мыса Вега. Челюскин близко. Уже видны простым глазом дома и радиомачты.
«Где-то позади нас в архипелаге Норденшельда стоит снова зажатый караван “Ленина”. Мы его обогнали, — отмечает Трояновский. — Правда, в этом мало радости. Ведь на этих судах идет снабжение целых краев и областей. С открытием Северного морского пути было ослаблено снабжение Якутии по железной дороге. Все хозяйство строится на пароходстве. Таким образом, отсутствие караванов грозит просто бедствием.
Я думаю, что именно это заставляет Отто Юльевича часами просиживать в радиорубке, где он ждет донесений со всех многочисленных станций, со всего побережья. Вообще, Отто Юльевич в этом году более нелюдим. Думаю, что такая замкнутость идет и от тяжелого положения дел — процессы в Москве продолжаются»...
Но полярники — народ неунывающий. День ясный, и люди со всех судов высыпали на лед. На ровной льдине устроили футбольный матч.
Это нечто новое в полярных картинах. Футбол на Льду!!! «Волейбол я уже снимал несколько дней тому назад, но это еще занятней. Для меня съемки обошлись довольно дорого: 120 метров пленки», — профессионально отмечает оператор Трояновский.
Во время футбола над судами закружил самолет с яркой белой окраской «СССР-Н-2». Это машина Молокова. Он прилетел с острова Диксон на разведку.
«Глубокое волнение охватывает, когда глядишь на красивую белокрылую птицу, которая спокойно парит над нами. Вскоре мы узнали результаты его разведки. Он видел в 10— 11 милях чистую воду, уходящую далеко на восток!!! Следом за ним в разведку полетел Алексеев. В результате явилось решение Хлебникова: во что бы то ни стало двигаться.
И вот убрались со льда футболисты, кончились хождения в гости друг к другу. Снова непрерывно оглашают ледяные просторы сигнальные гудки. “Литке” начал прогуливаться вокруг нас, превращая в осколки и кашу “футбольные поля”. Я гостил у Бочека на “Анадыре”, он угощал всех чудной жареной печенкой и кофе с настоящим парным молоком (у него на “Анадыре” недавно отелились две коровы, и вот они роскошествуют)».
Запись от 8 сентября 1936 года: «С утра шпарим по чистой воде. Наступила какая-то реакция от напряжения последних дней и особенно последних миль у мыса Челюскин. Сейчас все апатично смотрят на чистую воду, как будто так и надо»...
Во время стоянки для бункеровки в последующие дни начинают работать водолазы, заваривают раны, полученные кораблями. Полярники устраивают банный день. Но и тут надо держать ухо востро...
«Ходить от “Литке” к другим судам далеко — около мили по льду с прогалинами. Часто опускался туман, тогда суда начинали гудеть, чтобы не заблудились все, кто между ними, — пишет Трояновский. — В один из таких рейсов провалился Мильграм. Вернулся окровавленный и мокрый»...
Запись от 11 сентября 1936 года: «Вчера мы пошли. “Литке” застревал в молодом льду. Этот молодой лед, да еще большими пространствами, действует удручающе. Кажется, наступают холода, и навигации конец.
К полуночи мы были выведены на чистую воду и стали на якорь из-за тумана. “Литке” занят выводом “Искры” и “Ванцетти”. Кругом снова нет-нет да вспыхивает воркотня. Люди, не знакомые с Арктикой, не понимают, что во льдах в тумане идти нельзя. К полудню туман разошелся, мы пошли.
Головной теперь “Анадырь”. Вышли на чистую воду, и началась легкая качка. Это хорошо: значит, много воды. Качка почти незаметная, но голова какая-то тяжелая: отвык, наверное»...
На следующий день новая запись в дневнике: «Немного, но чрезвычайно нудно болтает. Иногда качка совсем пропадает, тогда слышно, как о борта скребутся льдины. Это мы проходим полосами рассеянного по морю Лаптевых льда. Обилие чистой воды с волнами заставляет всех много и упорно говорить о конце плавания, строить планы о поездках по железной дороге...
Очень хочется видеть успех задуманного и начатого. Очень хочется успеха Отто Юльевичу. А пока болтаемся по зыби моря Лаптевых»...
Потом качка поутихла. Корабли вошли в пролив Дмитрия Лаптева. Караван пошел полным ходом. Льды стали редкие, изъеденные водой и солнцем. Это остатки чукотских льдов. Но все равно чувствуется их сила — видно, какие они были гигантские.
И Чукотка вскоре напомнила о себе. К ночи разыгрался пронзительный норд-ост. «Ветер ревет как бешеный, снег, настоящая пурга и мороз. Десятки раз рвутся у судов швартовые и ледовые якоря. Горят яркие прожекторы, которые своими лучами выхватывают фигурки людей, ползающих по льдам. Они укрепляют якоря на большой торосистой льдине. Ветер со снегом валит с ног людей, воет в снастях. Арктика как бы спохватилась, что пустила нас так далеко»...
И в последующие дни не обошлось без приключений. Запись от 17 сентября: «Весь день шли, встречая отдельные ледяные поля и льдины. Но все торосистые, “чукотские”. К пяти часам я начал готовиться к съемке на палубе. Сидел в красном уголке, на самом носу, и писал план съемки. Вдруг страшным ударом меня швырнуло со стула на пол.
Вышел на палубу, посмотрел на нос: нет, ничего, все цело. Выяснилось, что корабль ударился об лед с полного хода.
Вечером был свидетелем совершенно потрясающей картины. Ночь темная абсолютно. Ревет жестокий встречный ветер, баллов 6—8. Идет густая снежная крупа. На кораблях горят прожекторы, которые выискивают встречные льдины и помогают их обходить. Это было здорово. Лицо нельзя подставить ветру. Страшной болью сопровождались удары снежинок. Все леденело. Температура минус 4 градуса. Люди прятались от ветра на мостике. Все были в очках. Стоявший на вахте буквально впился руками в телеграф, готовясь стопорить или работать назад. Корабль несся полным ходом вперед. Эта картина создавала настроение азарта при состязаниях на скорость. Мы соревновались с вступающей в свои права полярной зимой...
В полночь встали, упершись в льды. Задрейфовали. ...К нам приближается “Красин”. Это бодрит всех. ...До Берингова пролива недалеко...»
К концу похода оператор Трояновский активизирует свою деятельность, снимает днем и ночью, на мостике, на палубе и внутри корабля. Особенно тяжело далась съемка в машинном отделении. «Отовсюду за шиворот капает кипяток плюс жара. Но я очень доволен этой съемкой, хотя от падающих капель мои лампы часто лопались, разлетаясь со взрывом на мелкие кусочки. Еще когда я был в машине, то почувствовал легкую зыбь. После ужина она стала гораздо сильнее. Нос уже швыряло до 30 градусов, это конец. Конец Арктике...»
Поход и в самом деле заканчивался. Но Арктика на прощание еще раз напомнила о себе. «Ночью делалось что-то дикое на корабле, — пишет Трояновский 21 сентября. — Везде оказались недостаточно закрепленные вещи. Особенно много надо мной, в кают-компании. Лежа на верхней койке, отделенный от кают-компании тонким металлическим перекрытием, я думал, что потолок не выдержит и все это рухнет на меня. Стол, стулья, посуда, шары от бильярда, книги — все это с диким грохотом носилось надо мной, грозя разнести помещение.
У меня в каюте было все тихо. Аппарат по непонятным причинам стоял на полу неподвижно. Болталась только одна бутылка с фиксажем. Броски доходили до 39 градусов и были необычайно стремительны. Мне пришлось упираться ногами в стенку, а руками судорожно схватиться за трос, на котором висела койка. ...Под утро заснул. Проснулся часов в 11. Стало тише. Выглянул в окошко и вижу болтающийся на зыби редкий лед. Мы пошли в лед, чтобы взять нефть... Не тут-то было. Зайдя в лед мили на две, корабли встретили льдины помассивнее. Вынуждены были срочно повернуть обратно. Тяжелые льдины грозили протаранить суда. Лед не сбивал гигантскую зыбь...
17 часов. Лежу в каюте. Снова слышен и сверху и с боков грохот летающих по помещениям предметов. Днем выяснилось, что главный грохот производила в кают-компании метровая статуя женщины — подсвечник. После ночного сражения она лежит привязанная на диване с обломанными ногами, руками и одной грудью, а вот голова каким-то чудом уцелела.
Сейчас идем полным ходом — по-видимому, уже без лакбогика и прочих керосинок, которые имеют малый ход. В 13 часов мы были на меридиане мыса Северный, даже видели его вдали. Где сейчас — не знаю. Не хочется подниматься на мостик. Это значит, что по дороге пару раз окатит волной.
У меня началось возвращенческое настроение. Теперь ведь ясно, что экспедиция кончается, и мысли сами собой опережают время и события. Как-то я буду добираться до Владивостока? Как-то нас встретят? Как-то меня встретят в Москве мои друзья? Какой будет материал? Не испортилась ли пленка? В общем, есть о чем подумать сейчас, в эти долги часы ныряния по волнам в районе острова Врангеля».
Очередная запись от 22 сентября: «Если быть абсолютно точным, то сейчас уже 23-е. Мы перешли 180-ю параллель, и здесь день прибавляется на одни сутки.
В историю моих путешествий этот день должен войти значительной вехой. Сегодня в 20 часов мы прошли гордо возвышающийся мыс Дежнева и вошли в Берингов пролив. Фактически это конец моего третьего морского путешествия. Впервые прошел вдоль Чукотки, так сказать, своим ходом. На “Сибирякове” нас вынесло льдами и ветром. На “Челюскине” я прошел Чукотку пешком, а вот теперь я ее гордо проплываю на корабле».
Тут надо, наверное, отметить, что Трояновский участвовал и в челюскинской экспедиции. Он с отрядом Муханова ушел с «Челюскина» до его гибели на собачьих упряжках в Уэлен.
Далее он пишет: «К 17 часам пересекли полярный круг и около 20 часов завернули на юг. Итак, Арктика, до свидания! Увидимся ли снова — не знаю. На море тихо. Ночь почти теплая. Проходим острова Диомида, которые не видны во мраке. Это мое полярное путешествие кончается необычайно рано. Вспоминаю, на “Сибирякове” к мысу Дежнева я попал 1 октября, после “Челюскина” в Уэлене был 10 октября, сейчас совсем роскошно — 22 сентября. Еще нет двух месяцев, как я из Москвы. Плаванье было коротким, несмотря нагрудный в ледовом отношении год, каким оказался 1936-й. Можно считать, что к 1 ноября я буду в Москве»...
После похода Трояновским был сделан фильм «ЭОН-3» в шести частях. Однако, широкой публике его так и не показали. Возможно, он и поныне хранится в архивах Минобороны под грифом «секретно». А показать бы его по ТВ в 2016 году, в юбилей похода, наверное, стоило. Ведь экспедиция ЭОН-3 была существенным этапом в истории освоения Арктики. Фактически, это был первый успешный переход неледокольных судов по Северному морскому пути. Поход «Сибирякова» удачным можно назвать с натяжкой — из-за потери винта, не говоря уже о челюскинской эпопее...
